Родной город впервые стал казаться ему чужим. А иногда и вовсе враждебным. Когда Ник поздно вечером шел по засыпающим кварталам, между громадами домов – по привычке, как челнок, переходя с одной стороны улицы на другую, чтобы «зашить» проход для ветра, – дыхание города набрасывалось на него из-за угла. В переулках поднимался пронзительный свист, в лицо летела пыль и грязные пластиковые пакеты. Ник поглубже засовывал руки в карманы, надвигал капюшон на глаза и представлял себя туристом-первопроходцем, который идет к Северному полюсу. Помогало. Как минимум, пережить ураганные порывы ветра при минус двадцати градусах.
Когда количество разрывов свелось к одному-двум за сутки, Ник начал бояться. Теперь лечение было не детской игрой в сказочки и не пассами врача-терапевта. Он чувствовал себя выжатым и опустошенным, как после многочасовой полостной операции… да, примерно, столько часов теперь у него и уходило на лечение мира. Нетрудно было предположить, что, если тенденция сохранится, то с более редкими, но разрушительными прорывами он не справится. И что тогда?.. Проверять не хотелось.
Однажды Ник сел на подоконник, закурил сигарету в комнате – чего обычно не делал, предпочитая не дымить при близких – и посмотрел в окно. Чернильная темнота стекала по небу, превращая вечер в ночь. Потом из-за горизонта вынырнула луна. Из платяного шкафа вылетела и начала порхать вокруг белесая моль. Блеснула крыльями в лунном свете и вдруг бросилась на тлеющий кончик сигареты. Ник не успел отдернуть руку, и домашняя недобабочка осыпалась на ковер щепоткой пепла.
– Тебе пора, – сказал город.
– Понятно, – пожал плечами Ник и начал собирать дорожную сумку.
Со следующим поездом повезло – удалось взять билет на нижнюю полку. В купе оказался всего один сосед, крупный неразговорчивый мужчина с внушительной бородой, больше пассажиры не подсаживались.
Сначала ехали молча, потом бородач отложил газету в сторону и тихо спросил:
– Уже хирург?
– Что? – не понял Ник.
– Я пальцы твои рассматривал, – пояснил сосед. – Изрезанные и в синяках, как будто ты всю ночь напролет мироздание штопал.
– Так и есть. А вы..?
– Давай на ты. Я Курт.
– Ник.
– Будем знакомы. Руки не подам, извини, – он демонстративно помахал кистью в воздухе. Через всю ладонь змеился белый шрам. А если присмотреться, то и не шрам вовсе – а свежая рана, из которой сочилась черная лёдь. – Не на свой вес замахнулся, ну и об край – того…
– Очень