– Тан, у меня кофе… свежий. Пять минут назад сварил.
Аккурат перед тем, как идти, будить несчастного следователя.
Ответом ему был полный благодарности взгляд Амадо.
– Вы мне жизнь спасаете, сеньор.
– И пирожки с мясом к кофе.
– И рассудок тоже…
Феола маленькими глоточками пила матэ. Если его заваривать в калебасе, его можно и нужно пить практически сразу. Листья падуба постепенно прогоняли отвратительную горечь с языка, и расслабляли сведенный спазмом желудок.
Может, минут через десять она даже попробует что-то скушать.
Может быть[6].
Нельзя сказать, что этот матэ был идеален, он слегка горчил, да и вкус мог быть более насыщенным, но это же лучше, чем вообще ничего?
Конечно, лучше…
Ее укутали в теплый халат из овечьей шерсти, накинули на голову капюшон, на ноги натянули теплые носки, а сверху все это еще укрыли пледом. И Феола постепенно начала согреваться.
Очень противно, знаете ли, когда на улице жара, а тебя дрожь бьет. Колотит так, что калебас в руках удержать сложно.
Сеньора Идана погладила девушку по волосам.
– Ничего-ничего. Я помогу…
Она и помогала. Поддерживала, успокаивала, гладила по волосам… Феола постыдно расклеилась. И что самое ужасное, она себе это позволила. Ей даже стыдно не было. Да и за что?
Она сделала больше, чем кто-либо другой. Она имеет право быть слабой, она женщина. Так и Адэхи говорил. То есть, что мужеподобная женщина так же нехороша, как и женоподобный мужчина. Боги всем дали свои задачи, и не дело человека менять ИХ дороги.
А для женщины вполне нормально и поплакать, и раскиснуть, особенно сейчас, когда враги закончились. А еще – упасть в обморок. Даже два раза. Сейчас можно, сейчас не опасно.
Дверь хлопнула.
Амадо Риалон выглядел спокойным и сосредоточенным. Те же темные брюки, та же рубашка темно-синего цвета, сверху куртка.
– Доброе утро, ритана, сеньоры, – вежливо поздоровался он. – Все в порядке? Ритана Ксарес?
Феола прислушалась к себе.
– Пока не все. Но будет лучше часа через два.
– Хорошо. Тогда пока лежите. Нам предстоит много работы…
И Амадо с ехидством подумал, как сейчас матерится Хавьер Карраско. А то как же!
Ему тоже телефонировали! Ты ж некромант, а тут десяток трупов… работать надо, тан. Никуда не денешься, полиция – она такая. Работа без выходных и проходных.
Впрочем, Амадо тоже долго злорадствовать не сможет. Если кто думает о романтике…
Нет, сеньоры! Подобные дела – это большая, очень большая, просто преочень разбольшая куча бумаг. И раньше полудня Амадо даже и не рассчитывал закончить всю писанину. Хорошо б не к вечеру! Никуда тут не денешься.
А когда расследованием заниматься?
И ведь ни на кого другого это не переложишь, может быть важно каждое слово…
Амадо вздохнул – и приступил к работе…
Спустя