Он смотрел в ночь. И постепенно стала отступать непонятная раздражительность, вытолкавшая его из постели.
Приказы, окрики и волевые усилия по изгнанию ненужных эмоций и мыслей не срабатывали. Значит, надо достать из себя то, что растеребило, замутило душу и мысли, – увидеть, понять и вычистить вместе с этой темной мутью.
Ну так в чем же дело? Да ни в чем, в сущности! Сорок лет – непростой возраст и для мужчин, и для женщин, но для мужчин труднее. Хочешь не хочешь, а разум сам начинает давать оценки достигнутому, сделанному, взвешивать, упрекать за нерадивость, напоминать о том, что не успел и не смог. Вот его и мытарит.
К своим годам он вон уже сколько наделал для себя – до хрена! И еще наделает, не умеет он на месте стоять – только вперед! Но для себя ему перестало быть так интересно и захватывающе азартно делать, как раньше. Ему по сути своей необходимо работать для кого-то, не только для себя. Когда-то он хотел семью, детей. Хотел оберегать, защищать…
Было несколько женщин, с которыми встречался Александр, настоящих, интересных, самодостаточных, весьма достойных, и он даже втайне надеялся, может, в этот раз… Но нет! Он не загорался – увлекался, да, даже вот женился, но все не то… или, вернее, не ОНА! Александр усмехнулся.
Лишь однажды он горел. Мечтал. Летал. И больше никогда! Ни одна девушка в его жизни – активного, здорового мужчины – не вызывала тех крышесносных чувств, что испытывал он к шестнадцатилетней девчонке. Ни одна девушка не вызвала в нем такого бурлящего коктейля из теплоты, нежности и горячего, ошпаривающего желания! Не просто животного мужского желания, а чего-то непонятного, тайного, сверх этого бьющего желания! Сильнее! Никогда! Никто!
Он понимал, что невозможно так влюбиться, так безумно хотеть ее. Или все же возможно? Решение он тогда принял молниеносно. Жениться на ней непременно. Потерпит как-нибудь два года, а когда ей исполнится восемнадцать, она приедет к нему в Москву, и они поженятся, и тогда уж он ее никуда не отпустит…
Закрыл глаза, глубоко вздохнул, сказал себе – стоп, все! Ни к чему сейчас эти воспоминания и терзания. Жизнь, беспощадно перекручивая и выкорчевывая, перемолотила и изменила все за эти двадцать лет: страну, людей, города, Соболева и Полину. Все!
Небо просветлело – рассвет скоро. Редкие снежинки, кружась, неспешно покрывали деревья и землю белым ковром. Раздражение, муторность душевная, потревоженные воспоминания притупились, улеглись, не будоража острой маетой.
«Ладно. Надо спать», – решил Соболев.
Игнат, как обычно, ничем не выказал своего присутствия, но Александр, поднимаясь по лестнице, сказал:
– Все, Игнат, спать пошли.
Безопасник буркнул что-то из темноты справа, но так и не показался – недоволен.
Он проспал