Прислонившись к иве.
От луны свет большой
Прямо на нашу крышу.
Где-то песнь соловья
Вдалеке я слышу.
Хорошо и тепло,
Как зимой у печки.
И березы стоят,
Как большие свечки.
И вдали за рекой,
Видно, за опушкой,
Сонный сторож стучит
Мертвой колотушкой.
Там, где капустные грядки
Красной водой поливает восход,
Клененочек маленький матке
Зеленое вымя сосет
Поет зима – аукает,
Мохнатый лес баюкает
Стозвоном сосняка.
Кругом с тоской глубокою
Плывут в страну далекую
Седые облака.
А по двору метелица
Ковром шелковым стелется,
Но больно холодна.
Воробышки игривые,
Как детки сиротливые,
Прижались у окна.
Озябли пташки малые,
Голодные, усталые,
И жмутся поплотней.
А вьюга с ревом бешеным
Стучит по ставням свешенным
И злится все сильней.
И дремлют пташки нежные
Под эти вихри снежные
У мерзлого окна.
И снится им прекрасная,
В улыбках солнца ясная
Красавица весна.
Ты поила коня из горстей в поводу,
Отражаясь, березы ломались в пруду.
Я смотрел из окошка на синий платок,
Кудри черные змейно трепал ветерок.
Мне хотелось в мерцании пенистых струй
С алых губ твоих с болью сорвать поцелуй.
Но с лукавой улыбкой, брызнув на меня,
Унеслася ты вскачь, удилами звеня.
В пряже солнечных дней время выткало нить…
Мимо окон тебя понесли хоронить.
И под плач панихид, под кадильный канон,
Все мне чудился тихий раскованный звон
По свидетельству друга детства Есенина, Н.А. Сардановского, записанному С.А. Толстой-Есениной, это стихотворение, впервые опубликованное в московском журнале «Млечный путь» (1915. № 3), было у Есенина первым «с признаками настоящей художественности». Сам Есенин был под впечатлением этого стихотворения и читал его Сардановскому «вслух бесконечное число раз. Вскоре же он набрался смелости и поехал со своими стихами к профессору Сакулиину… Отзыв критика был, по-видимому, очень лестным для Сергея».
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется – на душе светло
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет.
Ты сама под ласками сбросишь шелк