– А ми до вас на переводы! – заговорили и Мовша, и Хайка, подходя к нам с поклонами. – Мозже одного румку на дорошку? – любезно предложил Элькес, вытаскивая бутылку.
– Нет, спасибо, не хочется…
– Ну, то гхля мине гхэто будет обидно. Я же у вас пил сшиводню…
– Когда сегодня? – удивились мы все, услышав это заявление.
– Сшиводню в ноц…
– Да ты разве был?!
– А как же ж ниет?.. Когда ж би я могх не бить. И ми бил, и Хайка бил, и музику сшлюшили… Увсше времю у ваша перехожая били з музиканты.
– Да как же вы узнали про это?
– Ага! Вже взжнали!.. Во у нас таки нюх, и таки дух, и таки сшлюх есть!.. Зжвините!
Приехал полковой командир с адъютантом проводить эскадрон и проститься с ним. Все мы,*не исключая эскадронного Шарика и Хайки с Элькесом, переправились наконец на ту сторону вместе с четвертым взводом и поднялись на крутой подъем, где на площадке, почти уже за городом, в порядке ожидали три первых взвода. Полковник осмотрел строй и пожелал людям доброго пути.
– Песенники на правый фланг!
– Песельники на правый фланок! Живо! – передали по фронту приказание взводные вахмистра – и человек двадцать улан рысью выехали из рядов со всем свом песенным инструментом и разместились «по голосам».
– Ну, с Богом!.. Прощайте, ребята!
– Счастливо оставаться, ваше высокоблагородие! – весело и дружно рявкнул фронт в ответ командиру.
– От меня по чарке водки!
– Покорнейше благодарим! – еще веселее пробежало дробью по рядам.
– С Богом!
– Эскадрон, смирно!.. Справа по три! Равнение налево, шагом… ма-арш!
И в порядке – пики в руку, глаза налево – эскадрон стройными рядами, красиво подобрав коней, двинулся мимо полкового командира.
– И прищайте! и прищайте! и прищайте! – махая платками, кричали вдогонку и Хайка, и Элькес.
Не белы снеги во поле забелели, –
разливисто, высоко и свежо зазвенел вибрирующий тенор запевалы, который с разукрашенной лентами и бубенцами махалкой ехал впереди своей команды.
– Аи, да забелели! – дружно подхватил хор, сопровождаемый звоном тарелок и парой гудящих бубнов – и эскадрон под эти родные, широко разливистые и душу захватывающие звуки, тихо, но бодро уходил в широко раскинувшуюся даль принеманских полей, только что за сутки пред сим успевших покрыться, как тонкой пеленой, пушистыми девственно-белыми снегами.
Туман поднялся и рассеялся. Солнце проглянуло из-за облаков и блеснуло тем именно светом, который обещает прекрасную, ясно-морозную погоду. В воздухе реяли тонкоиглистые, замороженные искорки, на которых играли солнечные лучи, так что они казались будто плавающей мельчайшей алмазной пылью. Те же лучи солнца, преломляясь на отдельных снежинках,