На берегу пруда, под невысокой, но тенистой ивой, свесившей светло-зеленые пряди листвы в воду, на коврике расположились трое. Две девушки, это были Евфимия и ее подруга Мариам, сидели и пели, причем Евфимия подыгрывала на самбуке[41], а рядом с ними, свернувшись калачиком, дремала или спала под сладкую музыку нянюшка Фотиния.
Девушки пели:
…Встану я, обойду-ка я город
по улицам и переулкам,
поищу любимого сердцем.
Я искала его, не находила.
Повстречала тут меня стража,
обходящая город:
«Вы любимого сердцем не видали ль?»
Едва лишь я их миновала,
как нашла любимого сердцем.
Я схватила его, не отпустила,
привела его в дом материнский,
в горницу родимой.
Заклинаю вас, девушки Иерусалима,
газелями и оленями степными: —
не будите, не пробуждайте
любовь, пока не проснется[42].
– Песнь песней! – узнал наконец Гайна.
– Ну до чего же хороша! – прошептал Аларих.
– Песня?
– Да нет, девушка!
– Полненькая?
– Да нет! Та, что с самбукой… Она прекрасна, как утренний сон… И мне почему-то кажется, что где-то я ее уже видел. Неужели и правда во сне? Ты веришь в вещие сны, друг?
Гайна захихикал, прикрывая рот рукой.
– Эх ты, а еще знаменитый в легионе разведчик! Мы же их обеих видели на стене, когда входили в город! И старушка тоже была с ними…
– А ведь верно! Как же я ее сразу не узнал?
– Старушку? – ехидно уточнил Гайна и получил несильный, но вразумляющий тычок. Он уткнулся лицом в подголовный валик, чтобы заглушить смех.
К сидевшим девушкам подбежал паренек с корзинкой спелой мушмулы.
– Нянюшка, просыпайся! Саул набрал нам мушмулы: смотри, какая спелая! – сказала Евфимия, отложив в сторону самбуку.
– Подумаешь, мушмула! – недовольно сказала старушка, садясь и заглядывая в корзинку. – Мне бы, старенькой, хотя бы крохотный кусочек мяска пожевать…
– Мне тоже так мяса хочется, что зубы чешутся! – пожаловалась Мариам.
– Надо терпеть, где же теперь взять мяса? – рассудительно проговорила Евфимия. – Крестьяне больше не заходят в город, боятся персов и эфталитов: те могут появиться под стенами города совсем неожиданно, как это бывает на войне. Пока они, слава Богу, не приступают вплотную к Эдессе. Хорошо, что у нас есть хотя бы рыба.
– Из языческих прудов, посвященных идолу, демонице Иштар, – проворчала старушка. – Пойдемте, девушки, в дом, а то уже припекать начало!
Девушки поднялись, старушка свернула коврик и вручила его племяннику. Гуськом они отправились к стене, отделяющей дом от сада, отворили калитку и скрылись за ней.
– И под лучами жаркого солнца, словно сон, растаяло прекрасное видение! – с