– И если бы мы поверили Карлу… если бы Курц не позвонил нам вчера ночью… если бы я сегодня утром не перезвонил Томасу Гонзаге, между нашими семьями могла бы начаться война, разве не так, Леонард?
Подняв руки, Майлз пожал плечами:
– Карл был сам не свой. Его мучила боль… он находился под воздействием лекарств… испугался, что мы обвиним его в случившемся…
– Он выследил этого Курца и попытался уладить свои личные счеты от имени нашей семьи, – сказала София Фарино. – И не смог сделать даже это. Кого еще мы должны винить в случившемся?
Покачав головой, Майлз бросил на дона Фарино взгляд, красноречиво говоривший: «Женщинам этого не понять».
Байрон Фарино заерзал в кресле-каталке. Было очевидно, что его мучит боль от полученного восемь лет назад огнестрельного ранения; пуля до сих пор торчала где-то рядом с позвоночником.
– Выпиши чек на пять тысяч долларов родным Карла, – сказал дон. – Кажется, у него одна мать?
– Да, сэр, – ответил Майлз, не видевший никаких причин упоминать о том, что Карл жил с двадцатилетней фотомоделью, знакомой адвоката.
– Ты за этим проследишь, Леонард? – спросил Фарино.
– Разумеется. – Помявшись, Майлз решил идти напролом: – Ну а Датчанин?
Фарино ответил не сразу. Скворец, затаившийся среди листвы, оживленно болтал сам с собой. Наконец престарелый дон произнес:
– Да, полагаю, надо будет поставить в известность Датчанина.
Майлз заморгал. Он был приятно удивлен. Это поможет ему сэкономить тридцать тысяч на Малькольме и Потрошителе. Естественно, адвокат не собирался требовать задаток назад.
– Я свяжусь с Датчанином… – начал было он.
Фарино покачал головой:
– Нет-нет, я сам этим займусь, Леонард. А ты выпиши чек родным Карла и проследи за тем, чтобы он был доставлен по назначению. Да, погоди, Майлз… что еще было во вчерашнем сообщении мистера Курца?
– Только то, где найти Карла. Курц имел наглость… я имел в виду, он сказал, что не принял случившееся на свой счет. Еще он сказал, что платить по четыреста долларов ему надо будет только с сегодняшнего дня. Сегодня утром он собирался побеседовать с женой Бьюэлла Ричардсона.
– Спасибо, Леонард.
Фарино махнул рукой, отпуская адвоката.
Когда Майлз ушел, Фарино повернулся к дочери. Как и его старшая дочь, София очень напоминала ему свою покойную мать: полные губы, оливковая кожа, густая копна черных волос, обрамляющих овальное лицо, длинные, чувственные пальцы. Но он вынужден был признать, что в глазах Софии было больше ума, чем когда-либо имела его жена.
Фарино погрузился в раздумья. Скворец прыгал по клетке, но не нарушал молчание. Наконец Фарино сказал:
– Ты ничего не имеешь против того, чтобы разобраться с этим, София?
– Нет, папа.
– Общение с Датчанином может оказаться… неприятным, – продолжал отец.
София улыбнулась:
– Это я настояла на том, чтобы участвовать в делах семьи, папа, – сказала она. –