– Я очень рад, что вы не знали этого, Гарри.
– Почему?
– Я не хочу, чтобы вы с ним познакомились.
– Вы не хотите, чтоб я с ним познакомился?
– Нет.
– Мистер Дориан Грей в мастерской, сэр, – доложил, сойдя в сад, дворецкий.
– Теперь уж вам придется меня с ним познакомить! – со смехом заметил лорд Генри.
Художник обернулся к слуге, который стоял, щурясь от солнца.
– Донник, всем моим существом завишу от него. Знайте, Гарри, я доверяю вам.
Холлуорд говорил очень медленно, и слова, казалось, срывались с его губ почти против воли.
– Что за глупости вы говорите! – сказал лорд Генри с улыбкой и, взяв под руку Холлуорда, почти силой повел его в дом.
II
Войдя в комнату, они увидели Дориана Грея. Он сидел за роялем, спиной к вошедшим, и перелистывал ноты «Waldscenen» Шумана.
– Вы непременно должны дать мне проиграть это, Бэзил! – воскликнул он. – Я хочу их разучить, они восхитительны!
– Это вполне зависит от того, как вы будете сегодня позировать, Дориан.
– Ох, мне надоело позировать, и мне вовсе не надобен портрет в натуральную величину, – ответил юноша, своенравно и шаловливо поворачиваясь на своем табурете.
При виде лорда Генри легкая краска смущения покрыла на мгновение его щеки, и он вскочил.
– Простите, Бэзиль, – сказал он: – я не знал, что вы не одни.
– Это лорд Генри Уоттон, мой старый приятель по Оксфорду. Я только что рассказывал ему, как вы прекрасно позируете, а вы взяли да все и испортили.
– Вы во всяком случае не испортили мне удовольствия встретиться с вами, мистер Грей, – сказал лорд Генри, подходя к юноше и пожимая ему руку. – Я много слышал о вас от моей тетки. Вы – один из ее любимцев и, боюсь, в то же время и одна из ее жертв.
– В настоящее время я в немилости у леди Агаты, – ответил Дориан с игриво-покаянным видом. – Я обещал ей, что пойду с нею во вторник куда-то в Уайтчепельский клуб[2], и совсем позабыл про это. Мы должны были играть в четыре руки, даже, кажется, три пьесы в четыре руки. Не знаю, что она мне скажет при встрече. Я боюсь теперь заезжать к ней!
– Я помирю вас с тетушкой. Она совершенно в восторге от вас. Да я и не думаю, чтобы ваше отсутствие было очень заметно. Публике, наверное, казалось, что играли в четыре руки. Раз тетя Агата усядется за рояль, то уж она шумит за двоих.
– То, что вы говорите о ней, – ужасно и не очень лестно для меня, – смеясь, ответил Дориан.
Лорд Генри взглянул на него. Да, без сомнения, он был необычайно прекрасен. Его алые губы так тонко очерчены; у него открытые голубые глаза и мягкие, золотистые кудри. В его лице было что-то, сразу вызывавшее доверие; в нем сквозила вся непорочность и пылкая чистота юности. Чувствовалось, что жизнь еще не успела загрязнить его. Неудивительно, что Бэзиль Холлуорд боготворил его.
– Вы слишком прекрасны, чтобы пускаться в благотворительность,