Хава пришла к нему одна, ночью? Что должно было произойти, чтобы она решилась на такое? Он решительно протиснулся мимо Альмы – та возмущенно взвизгнула – и положил руку на дверную ручку. Дверь оказалась не заперта. Голем находилась от него всего в нескольких футах. И разумеется, все слышала.
Он собрался с духом и открыл дверь.
Она стояла у окна в дальнем конце комнаты, глядя вниз на улицу, как будто провела за этим занятием последние несколько часов. Выдавала ее юбка: подол все еще колыхался, как будто она только что перебежала к окну с другого места.
Джинн закрыл дверь и осторожно подошел к ней.
– Хава?
– Прости, – пробормотала она в ответ. – В пекарне кое-что произошло, и мне нужно было тебя увидеть. Я не хотела… Не надо было мне приходить.
Она произнесла все это, не оборачиваясь.
– Она любительница опиума, Хава, – сказал он. – И обладательница определенной репутации.
– Я знаю.
В ее голосе прозвучали нетерпеливые нотки. Разумеется, она почувствовала и опиумный дурман, и вожделение, снедавшее женщину. Как наверняка должна была и понять, что это был далеко не единственный их такой диалог. Он приготовился к обвинениям.
Она наконец повернулась к нему.
– А ты знаешь, что ее муж отказывается давать ей развод?
Джинн озадаченно захлопал глазами.
– Ей невыносимо с ним оставаться. Она надеется, что, если она достаточно опустится в его глазах, он не захочет больше иметь с ней дела. А ты мужчина неженатый, можно не бояться разрушить семью.
Теперь он припомнил, что не раз видел на руках Альмы следы застарелых синяков. Он всегда списывал их на ее образ жизни.
– Ты защищаешь женщину, которая только что пыталась затащить меня в постель? – спросил он озадаченно.
– Разумеется, нет. Она не должна была этого делать. Но она загнана в ловушку, и ей очень плохо.
Джинн окончательно перестал что-либо понимать.
– В чем тогда ты меня обвиняешь? – спросил он раздраженно.
– Ты не желаешь видеть людей вокруг себя. – В глазах ее блеснул гнев. – Эта женщина – твоя соседка, но ты считаешь ее прилипалой с дурной репутацией! Ты, который даже не признает моногамии!
Теперь и он тоже рассердился.
– А кем я, по-твоему, должен ее считать, Хава? Я вроде как член общества, так ведь? Если все остальные считают ее прилипалой, то и я тоже считаю!
Она сложила руки на груди.
– Кто еще живет на твоем этаже, кроме Хазбунов?
– Прошу прощения?
– Другие твои соседи, эти самые «все остальные», с которых ты берешь пример. Будь так добр, назови мне хотя бы пятерых. Ладно, троих.
Это уже начинало походить на бред.
– Элиас Шама, квартира сбоку, – начал перечислять он. – Маркус…
Нет, спохватился он, Маркус Майна – это предыдущий жилец. А того