К вящему удивлению Марианны, таитянин достал из необъятных складок набедренной повязки веревку и начал вязать узлы, неохотно поясняя: «ткань», «рис», «саго». Слова «хинин» и «йод», впрочем, звучали для него околесицей – отчаявшись объяснить, Марианна показала флаконы и оборвала с них этикетки для образца. Одутловатая физиономия посредника не внушала ей доверия, но честный контрабандист – оксюморон. На всякий случай монахиня припомнила витиеватое уличное проклятие и вдобавок пообещала своему Ганимеду, что акулы сожрут его за побег и обман. Брезгливое лицо таитянина перекосила усмешка:
– Я прокаженный, мисси. Мне некуда бежать. А акулы меня все равно сожрут, рано или поздно.
Проводив взглядом утлое суденышко, Марианна отправилась к хижине. «Домой» – в первый раз за множество лет у нее появилось место, которое позволительно назвать домом. Она шла, оскользаясь на влажной глине, оступаясь о корни, спотыкаясь о камни, и наконец поняла, что смертельно устала. Жара, путешествие, переживания навалились на спину тяжелым грузом. Обитатели колонии удивленно смотрели на пошатывающуюся, еле бредущую женщину, но никто не предложил помощи. И когда Марианна упала на серый песок у порога дома, ей показалось, что она больше не поднимется – голову сжало обручем, руки налились свинцом, по спине перетекала боль. Не хватало сил ни перевернуться, ни достать воды, ни заплакать. Только пестрые мошки ползали перед лицом, суетливо толкали песчинки, выискивали себе пищу, да взбалмошный попугай орал с пальмы.
Вскрытый кокос, полный свежего сока, показался ей даром ангелов. Заботливый Аиту успел и здесь – неужели выслеживал?
– Вы слишком долго были на солнце, мисси, и очень мало пили. Здесь нельзя не пить. Позвольте, я помогу.
Не успев возмутиться, Марианна почувствовала, как руки юноши прикоснулись к ее одежде. Аиту ослабил пояс и воротник рясы, снял головное покрывало, положил на ноющий затылок что-то прохладное. И начал разминать, растягивать и разглаживать ноющие бугры мускулов, ставить на место косточки. Дикое, странное ощущение. Марианна не помнила, чтобы кто-то когда-то прикасался к ее телу столь непозволительным образом. Но ничто в ней не возмутилось – наоборот, это было приятно, как погрузиться в купальню посреди жаркого дня. Кровь быстрей побежала по жилам, мышцы расслабились, боль ушла. Но подняться не получалось – тело стало расслабленным, легким как перышко, сладкая дрема отяжелила веки. Незаметно для себя монахиня провалилась в короткий сон. И проснулась здоровой, освеженной и полной сил.
Терпеливый Аиту сидел рядом с ней, прикрывая от солнца листом пальмы.
– Как ты это сделал, чадо?
– Ломи-ломи-нуа, лечение