7
Позиции наши были крайне неудачными, располагались на двух вершинах, зэушка вообще стояла на отшибе, за дорогой, – совершенная бессмыслица была в этой навязанной командованием полка диспозиции. Посты располагались так, что мимо них к землянке, центру ВОПа, легко можно было пройти с любой стороны, и по-другому посты, самое главное, выставить было невозможно. Мин в полку не было, гранаты на растяжку нам ставить не разрешали.
В один из дней мы с Корнеевым пошли всё-таки растяжки между вершинами и по скату, под которым находилась землянка. Неспокойно как-то начало становиться, вроде бы на самом деле обстреляли ночью первый ВОП (наш считался вторым).
– Ну их на хуй с их приказами!.. Сами пусть здесь посидят с пятнадцатью бойцами… – Корнеев вытащил из-под кровати ящик, взял оттуда несколько гранат, достал моточек тонюсенькой птуровской проволоки, и мы пошли на минирование.
По низине мы прошли мимо огороженного плетнём места для умывания, «туалета» – ямы с положенными на неё досками, и в гору стали углубляться в серый унылый лес.
Сырой от прошедшего ночью дождя валежник глухо хрустел под ногами, изредка шумно падали отжившие ветки – тогда мы невольно останавливались и прислушивались. Корнеев заметно крадущейся походкой шёл первым, всматриваясь под ноги и в пространство между деревьями, я – следом за ним.
– Взрывпакеты взрывал в детстве из магния?.. То же самое…
Капитан показывал мне, как закрепляется граната, натягивается от дерева к дереву проволока; он делал всё сам и в наиболее ответственный момент, когда от неосторожного движения руки взрыватель мог сработать, заставлял меня спускаться и заходить за дерево. Я сопротивлялся, но Корнеев умел добиваться своего.
– Ты всё и так понял. Нечего лишний раз… успеешь…
И я, отойдя на несколько шагов, с замиранием сердца следил за тем, как сосредоточенно колдует Корнеев над миной. Его спокойствие, уверенность невольно вселяли уважение к нему. Я знал, что до командировки он никакой подрывной подготовки не проходил и что сейчас самостоятельно впервые ставит растяжки. Позже, вероятно, отчасти именно из-за впечатления этого дня, я не мог поверить рассказам о трусости Корнеева и защищал его. Но как относительно всё в этом мире, и особенно на войне.
8
Вставал я рано, делал зарядку, дышал чистейшим воздухом на склоне в лесу, брился. Корнеев спал до завтрака. Потом мы ели, я разводил бойцов на работы, шёл их проверять и науськивать, чтобы действительно копали, а не имитировали, и приходил к Игорю в землянку. Мы пили дрянной растворимый кофе, на самом деле бывший пережжённым какао, разговаривали.
Помню, что Игорь рассказывал о своих двух дочках, он скучал по ним, особенно по младшей. Мы говорили о жёнах, о «боевых», о бестолковом командовании