Я опять перешел улицу, дождался, пока старик покормит голубей и уйдет, и отодвинул массивный брус, запиравший ставни. Оконца в дверях были такими же черными, как душа Копша-Микэ. Я поскребся в стекло, которому минуло несколько веков.
Фортуна открыл дверь и провел меня внутрь. Большинство столов и стульев были навалены на неровную стойку, от них к закопченным потолочным балкам тянулась паутина. Фортуна быстро стащил вниз один стол, установил его на каменном полу в центре помещения, потом смахнул пыль с двух стульев, и мы сели.
– Вам понравилась поездка? – спросил он по-румынски.
– Да, – ответил я на том же языке, – но мне показалось, что вы несколько перегнули палку.
Фортуна пожал плечами. Зайдя за стойку, он протер две оловянные кружки и поставил их на стол. Я кашлянул.
– Признали бы вы во мне члена Семьи – там, в аэропорту, – если б не знали? – спросил я.
Мой недавний гид позволил себе ухмыльнуться.
– Конечно.
Я нахмурился.
– Но каким образом? У меня нет акцента, я много лет прожил в Америке.
– Ваши манеры, – сказал Фортуна. Румынское слово будто ненароком слетело с его языка. – Они слишком хороши для американца.
Я вздохнул. Фортуна полез под стол и извлек оттуда бурдюк с вином, но я сделал отрицательный жест и, вытащив термос из кармана пальто, наполнил обе кружки. Раду Фортуна кивнул; выглядел он так же серьезно, как и все три последних дня. Мы сдвинули кружки.
– Skoal, – сказал я.
Питье оказалось очень неплохим; свежим, еще сохраняющим температуру тела. До свертывания, когда появляется привкус горечи, было еще далеко.
Фортуна осушил кружку, вытер усы и одобрительно кивнул.
– Ваша компания купит завод в Копша-Микэ? – спросил он.
– Да. Или наш консорциум привлечет к этому европейские инвестиции.
– Вкладчики Семьи будут счастливы, – улыбнулся Фортуна. – Пройдет лет двадцать пять, прежде чем эта страна сможет позволить себе роскошь беспокоиться об окружающей среде… и о здоровье людей.
– Десять лет, – возразил я. – Забота об экологии заразна.
Фортуна сделал жест руками и плечами – особый трансильванский жест, которого я не видел уже много лет.
– Кстати о заразе, – сказал я. – То, как обстоят дела с приютами, иначе как кошмаром не назовешь.
Маленький человечек кивнул. Тусклый свет от двери за моей спиной освещал его лицо.
– Мы не располагаем такой роскошью, как ваша американская плазма или частные донорские банки крови. Государству пришлось позаботиться