своим глазам, оторвал стул от пола и перевернул. Надпись была на месте. Теми же красками, какими он написал её в детстве. Он поставил стул на место. Кто же его позвал из той комнаты? С огромным усилием он сделал шаг, затем ещё. Он двигался еле-еле. Шёл прямо на стену, что находилась перед ним. Дойдя до стены, он пальцами обеих рук коснулся её. Сердце бешено колотилось, желая вырваться из груди, подобно птице, которая увидела открытую дверцу своей клетки. Эдуард прижал к стене полностью раскрытые ладони и понемногу начал двигаться в правую сторону. Пальцами перебирал и ощущал каждый сантиметр старых, потрёпанных обоев. Каждый миллиметр чего-то прошлого, старого и давно ушедшего из его памяти, но вновь и вновь врезавшегося в его мозг с бешеным натиском. Сделав ещё один шаг, он задел что-то ногой. Опустив глаза вниз, Эдик увидел, как к дверному проёму покатился маленький резиновый мячик, размером с кулак Эдда. Точнее сказать с его детский кулачок. Да это же мячик Гектора. Они так часто играли с ним этим мячом. Эдик бросал его, как можно дальше, а пёс с огромным рвением приносил его обратно. Он бросал, а пёс приносил. Всегда. И никогда его не предавал. Как он его. Однажды. Когда вычеркнул его из памяти, не как что-то дорогое, а как что-то не нужное. Эдуард заплакал. Он очень медленно шёл к проёму в стене, что вёл в кухню. Добравшись до него, Эдик, с надорванным дыханием и глазами полными слёз, всё-таки сделал решающий шаг в СОСЕДНЮЮ КОМНАТУ.