Андрей пользовался успехом у девушек, и Саша знала это. Отец несколько раз упоминал в разговорах – «Андрей и его подруга». Да и сама Саша однажды встретила его на Арбате с какой-то лахудрой с малиновыми губами.
Арбат! Кто вообще туда гулять ходит?
Одни неформалы и гости столицы.
Все эти подруги Андрея, девицы, поклонницы наполняли Сашу изнутри черным, едким, словно в груди у нее что-то дымило, отчего щипало в горле и слезились глаза.
Ревность к несбывшемуся – к тому, чего никогда не будет.
Наступили девяностые, и у отца начались проблемы на работе. Какой-то новоявленный «хозяин жизни» присмотрел лакомый кусок земли: чистое место, река, сосны, и от центра Москвы недалеко, самое место для элитного загородного клуба! – сунул кому-то взятку, и отцовский санаторий собрались закрывать.
Алексей Михайлович тогда резко похудел, не спал, стал еще раздражительнее, чем обычно. Он обивал пороги в Минздраве, писал какие-то прошения, обращался даже в правительство.
Мать глотала корвалол и прижимала к глазам вышитый носовой платок:
– Алеша, тебя же убьют!
Время было такое, что убить и в самом деле могли. Нет человека – нет проблемы, и за санаторий никто не вступится.
Но Воронцов в очередной раз проявил железную волю и способность добиваться того, чего хочет.
Санаторий удалось отстоять.
К счастью, потенциального основателя загородного клуба вскоре объявили в международный розыск, и он вынужден был пуститься в бега. Через несколько лет его подстрелили, кажется, где-то в Греции. А санаторий оставили в покое – даже, наоборот, выделили крупную государственную дотацию.
Алексей Михайлович на радостях устроил в санатории праздник. Приглашены были музыканты, вечером ожидался фейерверк. Больные, из тех, кто способен был передвигаться самостоятельно, стекались в украшенный зал в административном корпусе. Ограниченных в подвижности младший медперсонал привозил на каталках. По всему парку развесили бумажные фонарики, гирлянды, композиции из живых цветов…
Перед самым началом представления отец вспомнил вдруг про старинную беседку. Никому и в голову не пришло заняться ее украшением, а Воронцов со своим перфекционизмом не мог допустить, чтобы хоть один уголок парка остался обойденным празднеством.
Рабочих в последнюю минуту было уже не найти, и Алексей Михайлович выловил в курсирующей по залу толпе Андрея.
– Не в службу, а в дружбу, пойди там, в беседке, хоть огоньки какие-нибудь повесь! Осталась еще одна гирлянда невостребованная.
Андрей, с этой своей привычной, исполненной дружелюбия улыбкой, отозвался:
– Нет проблем, Алексей Михайлович, сделаем. Только мне бы помощника, чтоб подержать провод…
Отец быстро огляделся по сторонам