было ее жалко, особенно пытливые ее глаза, ожидающие светских чудес. Мы молчали, лишь обменивались односложными фразами и эпитетами, особенно зная женскую потребность в разговорах, даже стал корить себя за холодность, кажется, губки ее слегка надулись, хотя нет, только показалось, как бы то ни было, дух мой оказался сломлен. Может быть, она этого и добивалась, продемонстрировала свое искусство коварства, выжидая в засаде, когда я “нервно грызу ногти” и обдумываю лучший способ самобичевания. Юные леди и сами не подозревают о своих сверхъестественных способностях, они одним взглядом могут обезоружить любого, а их прикосновение не уступает по силе волшебной палочки, и конечно одно их нежное слово растопит всякого Кая, который напишет сердцем – вечность. Езда утомляла, совесть не давала покоя, казалось, мы проколесили половину земного шара, казалось, что я готов смириться, прильнуть к спутнице, прижаться к теплой бледной щеке, подарить хотя бы один воодушевляющий правдивый комплимент, настроить наши сердца, словно часы на один ход, сделать одного человечка счастливым, вопреки своим чувствам, напрочь забыв о себе. Слишком громко, и невозможно, оставил всё, как было. Проводник говорил на неизвестном грубом наречии, потому выведать окончание пути оказалось затруднительно, остановки редки, становилось холодней, снег валил крупными хлопьями, только не хватало застрять в горах вдали от цивилизации, став снежными дикарями; жалобно скулят собаки, сугробы велики. Больше ничего не оставалось, как фантазировать. Но нет, я неуверенно взглянул в сторону Агнетты, тем обидней почувствовалась обида, она не из тех, кто закатывает истерику по любому поводу, все куда изощренней, она выжидает, когда меня пожрет совесть, и я приползу на коленях, она действует скрытно. Однако неосторожно нарушил тишину именно я, самолично попался в мышеловку, безо всякого интереса проговорил следующую фразу.
