Не мог скрыть кавказский гость, как не старался, и простодушного восхищения многочисленными огненными фейерверками в ночном небе, сделавшимися в ту пору особенно модными в Санкт-Петербурге, искусной игрой музыкантов и лицедеев, постоянно развлекавших пирующих господ до самого утра…
А днём кабардинского князя, в непривычном для местной публике одеянии, – в черкеске с серебряными газырями на груди, при большом кинжале на поясе, и не снимаемой папахе на голове, – знатные особы зазывали на охоту, рыбалку, попариться в бане… Или просто провести время в благородной беседе.
На какой-то срок Кургоко Кончокин сделался модным и желанным гостем в аристократических кругах Санкт-Петербурга. Крепкий, в обтягивающих мускулистые ноги тонкокожих ичигах, с суровым, неулыбчивым лицом, говорящий со своими людьми на непонятном языке, он вызывал у знати живейший интерес… Особенно у дам.
Среди российской великосветской верхушки кабардинский владелец встретил и соплеменников – потомков целой плеяды князей Черкасских. Многие из них с удовольствием общались с Кургоко Кончокиным на родном наречии.
Эти славные представители адыгского народа, их дети и внуки, в чьих венах успела смешаться за несколько поколений кровь людей разных национальностей, верой и правдой служили российской империи на разных ответственных постах. Начиная ещё со времён Ивана Грозного…
Но Кургоко Кончокин прибыл летом 1760 года в Санкт-Петербург не пировать и развлекаться. Он предпринял эту дальнюю и продолжительную поездку с вполне конкретной целью.
Князь желал закрепить за собой и своей фамилией право на вечное владение урочищем Мез-догу. Для чего и задумал устроить в этом глухом месте главную резиденцию себе и потомкам.
Столь хитрый опережающий ход Кургоко Кончокин сделал, поскольку наблюдать дальше за чужими притязаниями на его наследные земли было нельзя… Подрастающие молодые князья Большой Кабарды явно положили глаз на урочище Мез-догу. Честолюбивые, алчные и дерзкие, как расплодившиеся волки! Они даже между собой ругались, деля заранее чужие владения.
Предвосхищая возможную потерю фамильного урочища, Кургоко Кончокин задумал обыграть всех – и агрессивных соплеменников, и русских, решающих свои задачи на его земле. Безусловно, власти Санкт-Петербурга сильно обострили политическую обстановку на Северном Кавказе и среди кабардинских владельцев, официально закрепив пограничное урочище Мез-догу за собой… И даже внеся это отдельным пунктом в Белградский мирный договор с турками, почти четверть века назад.
Но для Кургоко Кончокина было выгоднее не конфликтовать с сильным русским соседом по поводу прав на фамильную землю… Лучше уж оставаться реальным хозяином своих пастбищ и лесов, формально вверив их под контроль союзного