Городец принимал в процессе вращения бюрократических шестерёнок самое живейшее участие, но и возможности расспросить нас он тоже не упустил. Вызнав все подробности, Георгий Иванович за одно похвалил, за другое пожурил, а ещё сообщил Герасиму, что опечатанный мешок с документацией Общества доставят в секретную часть при штабе ОНКОР, его же пообещал привлечь для научной экспертизы.
– А как быть с допуском? – уточнил Герасим.
– Согласуем.
– К слову, о допусках… – заметил я, подавив невовремя накатившую зевоту. – А можете и мне допуск согласовать? Только не к этим бумагам, а к личным делам курсантов? Очень надо.
Георгий Иванович смерил меня пристальным взглядом и потребовал объяснений:
– Излагай!
Я в двух словах изложил суть нашего проекта, и Городец явственным образом поскучнел.
– Наука, да? Не мой профиль.
– А почему куратор проекта сам комиссару не позвонит? – удивился Герасим.
Никакого куратора у нас не было, но я упоминать об этом не стал и лишь плечами пожал.
– Звонарь ходатайство завизировал, а формальности мне утрясать предоставил.
– Звонарь, говоришь? – Георгий Иванович вздохнул. – Ладно, позвоню утром Хлобу, попрошу за тебя.
– Спасибо!
– Да пока не за что.
Дальше пришёл Вихрь, потряс стопкой листов.
– Всё! Можем взлетать!
Тянуть мы не стали, попрощались с Городцом, забрались в аэроплан и расселись там среди забитых банкнотами мешков. Честно говоря, меня вся эта куча денег как-то и не впечатлила даже. Когда давешние двадцать пять тысяч рублей по карманам рассовывал, и то сильнее эмоции испытывал, а сейчас попросту в голове не укладывалось, что тут запросто несколько миллионов рублей набраться может.
Впрочем, и что с того, даже если и наберётся?
Миллионы и миллионы. Лишняя ответственность только, и килограммы тоже – лишние. Разгружать-то аэроплан нам самим придётся!
Жутко хотелось спать, но слабину я не дал и распределил караулы, сам же и взялся дежурить первым. Вроде бы в воздухе грабителей опасаться не приходится, да только понятия не имею, как охрана материальных ценностей при перелётах обставляется, руководствоваться решил уставом гарнизонной и караульной служб.
Евгений Вихрь и вовсе спать, такое впечатление, не собирался, составил мне компанию.
– Как в Бюро дела обстоят? – поинтересовался он, откинувшись спиной на туго набитый мешок.
– Так себе, – покривился я, будто от зубной боли. – Меня в Службу реабилитации временно перевели, так Вяз попросил по собственному желанию уволиться.
Евгений Вихрь не удержался от усмешки.
– Вот прямо – попросил?
– Потребовал, – признал я с обречённым вздохом. – Ещё и к исполняющему обязанности жаловаться побежал. А этот Владимир Михайлович