Как вы уже поняли, в те времена была очень распространена практика постановки, скажем так, эксклюзивных спектаклей. То есть тех, на которые имел право лишь тот или иной театр. Да, классика ставилась повсеместно (за счет нее Белый театр в то время и выживал), но без своей изюминки, защищенной авторскими правами, было не обойтись. Именно поэтому я шатался из театра в театр, с горечью в сердце осознавая – нам нужен шедевр. Но, повторюсь, ни один из сильнейших сценаристов в N не хотел иметь ничего общего со Строгим. Думаю даже, что многим из них было приятно наблюдать за медленной смертью Белого. Титан повержен, битва за зрителя значительно упростилась.
9
Однажды Первый пригласил меня к себе, чего до тех пор никогда не бывало. Жил он всего в квартале от нашего театра. После работы мы заскочили в магазин, взяли хлеба, сырокопченой колбасы и красного вина. За всё платил Первый.
Увидев, что я удивлен покупкой алкоголя, он отмахнулся – мол, сегодня можно. Я спросил, почему именно сегодня, а он как-то совсем уж отстраненно ответил, что у него день рождения.
(Улыбается во весь рот, сверкая двумя рядами железных зубов.)
Обрадовался ли я? Словами не описать. Чувствовал ли смятение? Еще какое. Я уже понимал, что Первый никого кроме меня к себе не позвал. Конечно, мы уже какое-то время общались, но я никогда не забывал, рядом с кем нахожусь. И поэтому то, что он, не устраивая пира на весь мир (а он мог: жалование было весьма солидное), позвал к себе одного лишь меня, никому неизвестного мальчишку, было и приятно, и в то же время обескураживало. Ну и, во-вторых, у меня не было подарка, а в те времена что-нибудь дарить требовалось обязательно. Это сейчас все друг к другу идут с пустыми руками либо же отделываются денежными конвертами.
Скорее всего, почувствовав мою внезапную скованность, Первый уже по дороге сказал, что знает о моем курении. Мне стало очень стыдно, ведь договаривались не курить – помните, я рассказывал про наши установки? Но тут он рассмеялся и ответил, что, по всей видимости, сейчас не время для постоянных самоограничений, и потряс над головой бутылкой вина, дав понять, что и сам не безгрешен.
– Подари мне свою пачку сигарет, и дело с концом, – сказал он.
Так я и сделал. Пачка была новая, еще не открытая. Прямо как будто ждала, что ее подарят. И Первый положил ее в карман со словами, что курить все-таки не собирается, но когда-нибудь обязательно захочет и мой подарок его очень порадует.
Жил Первый на последнем этаже трехэтажного дома, которому на тот момент было лет восемьдесят. С виду неприметный, выкрашенный в бледно-желтый цвет, но выглядевший очень уютно. Справа и слева вплотную стояли две какие-то многоэтажные громадины, а его домик – самое то. Еще во дворе был замечательный фонтан и две рябины. Как вы, наверное, знаете, рябина бывает очень разной и зачастую пышностью не отличается, но эти два дерева мне запомнились на всю жизнь. Хотя, возможно, они просто хорошо гармонировали с фонтаном, и всё.
(Ненадолго замолкает, смотрит на потолок.