Поэт вынул из кармана коробок, а из него – спичку. Сжимая ту меж указательным и большим пальцами, он поднял руку повыше и посмотрел в глаза гостю.
– Я отпущу и что? Упадёт, ведь так? – он продемонстрировал верность своих слов. – В какой-то мере это можно назвать предвидением будущего. Мы знаем правила и законы, по которым всё работает. А эта книга, «идеальная», хранит их все. Книга, знающая всё о мире. Будь у человека такая книга, он бы и судьбу свою знал, и прошлое до рождения, и будущее после смерти! Понятное дело, такая книга невозможна, но мир-то, мир – он не книга, но относительно себя он идеален в той же мере. Понимаете?! Так получается, каждая полноценная часть этого мира, каждая его шестерня едина с прошлым, настоящим и будущим. Об этом я вам и толкую – лисы те знают, зачем идут отсюда, ибо вскоре жизни здесь не будет. Война – вот, что лишает страну жизни.
– Это интересная теория, но и не факт, что правильная. Как вы и говорили… – заметил Коннор. – Вы фаталист?
– Я?! Да я не в той мере всезнающ, чтобы признавать или не признавать существование судьбы, – всплеснул руками поэт.
– По теории о вашей книге, фатализм как раз-таки реален.
– Книга предвидит хаос, но хаос – не фатализм! – вскрикнул Рей.
– Если хаос можно предсказать… – начал рыцарь.
– …то это уже на хаос вовсе! – стройно перебил его недоросль.
Коннор сделал непонимающее выражение лица. Поджав губы, он тряхнул головой, словно заставляя мозги работать.
– Да уж… Вы вели разговор к этому парадоксу? Я теперь уже совсем не понимаю, верите ли вы собственным словам.
– Я повторюсь! Я не тот, кто определяет правильные и неправильные стороны. Я открыт для всего и всё это отрицаю сам же. В этом главная мудрость! Я знаю, как неправдоподобно звучит предвидение войны, но посмотрим!
– Я бы не хотел быть тем человеком, что не знает, где сидит – на стуле или на пне.
– А я не тот, кто хочет верить в стул, когда сижу на натуральном пне! – опять повысил голос Рей, бесцеремонно брызжа слюной.
– А я думаю, что пьянице без разницы, где сидеть.
Голос прозвучал вне разговора Солумсина и Люмоса. Музыкальная речь заставила обоих умолкнуть, словно слушателей в опере. Они сначала не поняли, а потом дружно посмотрели на источник звука. Вероятно, они сами уже знали, кого стоит ожидать в дверях. Но, несмотря на это, лицо Коннора всё равно растеклось в удивлённой радости. На нём вспыхнула улыбка, шире которой ещё не видели в этом доме. Руки возбуждённо вцепились в обитые кожей подлокотники, когда ноги уже поднимали рыцаря в воздух. На этот раз порог пересекла утончённая ножка, скрытая под тканью ослепительно красного платья. Был ли день или ночь, был ли он под крышей или на улице, даже ожесточённый разговор с пьяным поэтом юноша вмиг забыл. Глаза были поражены видом, а сердце треснуло от чувств. Платье овило талию и гордые плечи, оставляя белёсые