Санитар, с разбегу влетевший в комнату, получил на излете когтями и сполз по стенке. Степан остатками сознания сообразил, насколько близок к собственным торжественным похоронам, дрожащими руками захлопнул двери и задвинул засов в приваренные снаружи толстые скобы, оставив внутри шестерых в третьей форме, размазанного по стенам некроманта, одного потенциального вставшего и еще живого, но по сути уже мертвого санитара. Благо, в подвале морга двери ставили еще по общим городским нормам – глухие и металлические, с запорами на всю ширину. Как раз на случай такого ЧП.
Закрыв третью дверь и активировав охранную печать, Степан вспомнил про рассказы Луки и пробежался снаружи здания, развесив слабые дежурные печати на подвальные продухи: через них, конечно, крупной твари не пролезть, но третья форма бывает разная. Червем выворачивается, правда, редко, но береженого бог бережет.
Лука хмыкнул, мысленно погладив себя по интуиции – не зря он этому вчерашнему студенту упокойницкие байки травил. Парень – молоток, сделал все правильно. Хорошо, что коллегу не принялся сдуру вытаскивать – и сам бы не выжил, и вставших запереть стало бы некому.
Потом Степан хряпнул спирта и под скрежет когтей и грохот таранных ударов в металлические двери дозвонился в МВД. А дальше пил и молился, чтобы двери, засовы и печати выдержали до приезда помощи.
Из города прибыла уже полная штурмовая бригада с начальником. Шесть точно вставших и один предположительный – это тревога областного масштаба.
Судя по краткому описанию главного – молчаливый, около шестидесяти, седина пятнами, – на место выезжал лично Каин. Зачистили быстро, за полчаса. В газеты и интернет про бойню ни звука не просочилось, только короткая заметка в полицейской сводке про найденные на пустыре тела.
Со Степана взяли пачку подписок о неразглашении, похвалили за сообразительность. Откуда взялась такая грамотность в экстренной ситуации, выяснять не стали: то ли знали про знакомство с Лукой, то ли местечковый анатом мало кого волновал. Скорее, второе. Под подпиской про двойную бойню в Ельске он мог рассказать только кому-то с допуском. У Луки такой допуск был. С тех самых времен, о которых сегодня почему-то вспоминалось все чаще.
Вторые вести пришли от тети Лиды, которая на добровольных началах присматривала за погостом в деревне Шушенки.
Деревня была большая: жилых домов штук десять плюс дачи – этих в три раза больше, но чем холоднее, тем реже там появлялись жильцы. Еще столько же пустующих покосившихся домов, чье население уже давно обреталось поровну в двух местах – в городе и на кладбище.
Лука тамошний погост знал как некромантский кодекс: портреты древних старушек, помнивших еще ужасы царизма и принципиально докоптивших до ста лет, чередовались с фотографиями мужиков лет тридцати-сорока, которых сжил со свету зеленый змий. Погост как погост, да и Шушенки были знамениты среди знающих людей не этим. А тем, что за