За ними папаша тащил покупки. Он был трезвый и потому хмурый. Ну, понятно. Если приглашаешь пастора к обеду – изволь выглядеть прилично. Хотя, как по мне, для обеда было рановато.
Увидев меня, отец грозно насупился и отвернул нос в сторону, всем видом показывая, как он мной недоволен. А мне-то что? Не хочет глядеть – и не надо! Ещё и пастора привёл – не иначе, как учить меня уму-разуму.
Позади всех плелись Грегор с Нормой. Брат обнимал Норму за талию, а она повисла у него на плече и что-то шептала на ухо. Завидев меня, они глупо захихикали.
Я высунул голову в окно, вытер нос и вежливо поздоровался с пастором. Он подошёл ближе, заглянул в столярку.
– Благослови тебя Создатель, юноша. Какая чудесная корзина! Отрадно видеть, что и в воскресный день ты не забываешь о труде на благо ближних.
Уголки его полных губ на мгновение дрогнули. Я мог бы поклясться, что пастор подшучивает надо мной. Но тут мать увела его в дом. Я слышал, как она гостеприимно предлагает пастору стул и воду с вареньем.
Грегор и Норма тоже остановились возле окошка.
– Спроси его! – Норма весело толкнула Грегора локтем. – Ну, спроси!
– Тебе надо – ты и спрашивай, – хмуро отозвался Грегор.
Норма просунула голову в окно.
– Ал, ты не знаешь, почему Лина ходит загадочная и всё время улыбается?
– Не знаю, – буркнул я, не отрываясь от работы.
– А мне сдаётся, что знаешь. Просто скромничаешь.
Ох, не нравилась мне её улыбочка. Интересно, что Лина наболтала этой рыжей змее?
– Говорят, отец тебя запер, чтобы ты к ней не бегал. Правда?
Тут Норма не выдержала и расхохоталась. А Грегор захрюкал, как поросёнок.
У меня отлегло от сердца. Значит, Лина никому не сказала, что видела меня на площади.
Но в это время из дома вышел пастор Свен, и они примолкли. Пастор, улыбаясь, подошёл к нам.
– Веселье – не грех, молодые люди! Господь любит тех, кто умеет работать и веселиться. Кстати, Ани накрывает стол, ей не помешала бы помощь.
Пастор говорил вполне доброжелательно. Но Грегор с Нормой больше смеяться не стали. Наоборот, бочком-бочком двинули в дом.
Пастор добродушно покивал им вслед и обратился ко мне:
– Прогуляемся, Ал? Нам с тобой надо поговорить.
Ну, началось! Я тяжко вздохнул и послушно поднялся с чурбака. Пастор отодвинул засов, и мы вышли на улицу. Калитка снова заскрипела. Нет, нужно всё-таки её смазать.
Мы шагали вдоль забора, над которым нависали ветки вороньих яблонь. Пастор насвистывал, заложив руки за спину. Я немного приотстал. На углу палисадника пастор остановился и повернулся ко мне.
– Отец жалуется на тебя, Ал.
Я не стал отпираться.
– Он сам виноват,