На этот раз Хан пригласил друга к себе в небольшой походный полотняный сурт.
Поинтересовавшись по обычаю житьем-бытьем, Хан изучающе оглядел круглое одутловатое лицо друга детства, его расплывшееся, дряблое тело. Как человек, осведомленный о его намерении отойти от дел по причине болезни, спросил прямо:
– Что, Игидей, решил осесть? Не рановато ли опускать руки?
– А что делать? Мочи нет! Дальние дороги уже не по силам стали, ослаб, одряхлел, понял, что пришла пора…
– А чем займешься?
– Если выделите землицы, вернулся бы на родину, на берега родимой Селенги, где прошло детство, держал бы кое-какой скот по силам, не замахиваясь на большое дело. Пожил бы свободно, сколько еще отпустит Бог…
– Как хорошо! – вырвалось у Хана.
Игидею показалось, что в облике этого великого человека на какое-то мгновение проглянул образ того впечатлительного мальчика, которого когда-то знал он: далекие, тоскующие огоньки пастушьих костров вспыхнули в его глазах.
– Бывает, что и мне кажется, будто и я рано или поздно вернусь к такой вольной жизни… Видимо, это зов крови.
– Странно из ваших уст слышать о вольной жизни. Ты Далай-Хан, и нет в мире человека, который был бы более волен, нежели ты.
– Властелин никогда не принадлежит себе, иначе он перестает быть властелином.
– Так, может, вместе все бросим: я свой караван и торговлю, а вы – всю созданную великую империю, и отправимся в пастухи?! – со смехом воскликнул Игидей.
– Как было бы хорошо! – неожиданно по-молодецки потянулся, раскинув руки, Великий Хан. – Выйти ранним утром в Степь, наполненную гомоном ранних птиц и тварей всяких, напоенную прозрачным свежайшим воздухом… хотя бы несколько дней пожить так, никуда не спеша, ни о чем не задумываясь… свободно…
– И это говорит повелитель вселенной, одного движения руки которого достаточно, чтобы одни народы были стерты с лица земли, а другие возвели новый Ил! Никогда бы не поверил, если бы не слышал своими ушами!
– А ты сможешь подыскать того, кто займет мое место? – то ли в шутку, то ли всерьез спросил Хан.
Игидей почувствовал, как захолодало в коленках.
– Что вы?! Это совсем другое дело… От того, что один купец решил отойти от дел, сойти с дороги, поступь жизни нисколько не замедлит ход, ни на секунду не остановится. Его нишу тут же освоят и займут другие. А если Далай-Хан сойдет с большого, проторенного им пути, Степь вновь захлебнется в крови.
– Да будет тебе прибедняться, – улыбнулся Хан. – Может, купец на твое место и найдется, но таких осведомителей, как ты, умеющих