Он недавно вернулся в Лондон и живет один в гостинице. По какой-то причине, не известной мне, он не хочет жить в Венже, где, по моему мнению, человек занимающийся должен бы чувствовать себя лучше всего.
Пенроз начал с интересом прислушиваться.
– Вы были в аббатстве? – спросил он.
– Я недавно был в этой части Йоркшира. Если бы не грустные воспоминания, связанные с развалинами и осквернением святого места, эта поездка была бы весьма приятной. Имение дает, без сомнения, значительный доход?
Я знаю цену доходной части имения, простирающейся на юг за бесплодной местностью, окружающей дом. Возвратимся на минуту к Ромейну и к вашему положению в качестве его компаньона. Он велел прислать книги из Венжа и убедил себя, что усидчивые занятия – единственное средство успокоить его душевную тревогу, от чего бы она ни происходила. По настоянию лорда Лоринга на днях был консилиум…
– Он так болен? – воскликнул Пенроз.
– Да, кажется, – отвечал отец Бенвель. – Лорд Лоринг хранит таинственное молчание о его болезни. Мне удалось узнать от него только одно заключение консилиума: доктора запретили ему заниматься начатым им сочинением. Он слишком упрям, чтобы последовать этому совету. Докторам удалось добиться от него только одной уступки: он согласился немного пощадить себя, взяв себе в помощники секретаря, и поручил лорду Лорингу найти подходящего человека. Его сиятельство посоветовался со мной и даже просил меня принять это дело на себя. Каждому своя сфера деятельности, сын мой! Человек, который примется за обращение Ромейна, должен быть достаточно молод и гибок, чтобы стать его другом и товарищем. Вы, Артур, человек, как раз подходящий для этого, вы будете его секретарем. Как вам нравится подобный план?
– Извините, отец, но мне кажется, я недостоин доверия, оказываемого мне.
– Почему?
– Я боюсь, что не оправдаю вашего высокого мнения обо мне, – сказал он, – если не буду чувствовать, что тружусь над обращением мистера Ромейна ради его собственной души. Как ни праведно подобное дело, но я не могу видеть в возвращении церкви ее собственности достаточной побудительной причины для того, чтобы стараться убедить его переменить веру. Ответственность, возлагаемая вами на меня, настолько серьезна, что если я не предамся всем сердцем своей задаче, я изнемогу под ее тяжестью. Если, увидев мистера Ромейна, я почувствую к нему влечение, если это влечение будет все усиливаться и я, наконец, полюблю его, как брата, тогда, правда, я могу обещать, что это обращение сделается самой дорогой задачей моей жизни. Но если между нами этой симпатии не будет – простите, что я прямо говорю это, – то умоляю