Все уселись за столом. На нем начищенный до серебряного сияния стоял большой пузатый самовар. Он светился блестящими боками с несколькими рядами отпечатанных монет, шумел кипящей водой.
Они долго еще сидели у самовара и под стук чашек говорили о разном: о событиях очень далеких и самых последних, о всяких хозяйственных делах и заботах – обо всем, что было связано с их жизнью и жизнью их деревни.
Бежали, летели годы, но мало что нарушало установившееся течение ее жизни. Случалось, больше по осени, появлялись охотники. Марья не отказывала им, пускала на ночевку, хлопотала, всех устраивала. Ей нравились эти люди – веселые, увлеченные, привлекала в них любовь к лесу, природе.
Два или три года сдавала она комнату одному ученому-биологу – веселому, добродушному человеку, ходившему, бывало, по деревне всегда в одном и том же наряде: коротких кирзовых сапогах, старых шароварах, длинном суконном пиджаке и соломенной шляпе. Все дни он пропадал на реке или озерах – ловил рыбу, по вечерам сидел, писал. «Шибко ученый человек, – говорила Марья бабам, – все пишет, пишет. Все-то про наш лес знает, что ни спроси, все знает!» На ее вопрос, почему он приезжает всегда один, есть ли у него семья, он засмеялся, ответил: «Есть, Мария Петровна, всё есть, и семья есть, и дача есть. Вот они там и отдыхают. Им там лучше». Он посмотрел на Марью, в ее добрые, обеспокоенные глаза, добавил: «Да все, Мария Петровна, у нас хорошо. Просто для меня здесь спокойней. Поработать можно, порыбалить, люблю это дело. Деревенька ваша, как медвежий угол, вся в лесу. Город рядом, а будто в другом мире, тихо, спокойно – благодать».
Когда уезжал последний раз, обещал приехать еще, но так больше и не появился.
Навешал Марью и Павел Шишов. Женился он на третий год после войны, растил двоих сыновей, однако память о своей молодости, о Насте осталась в нем, и его тянуло в старый Антипов дом. Он снабжал Марью дровами, весной и осенью помогал с картошкой, но чаще заходил просто так, узнать, не надо ли чего, а то принять стаканчик-другой крепкой горьковатой браги, большая бутыль которой всегда стояла у Марьи под кроватью.
Здоровье ее понемногу слабело, убывали силы, их уже не хватало содержать прежнее хозяйство. Ее двор пустел, лишь несколько кур с драчливым краснохвостым петухом копошились и расхаживали по обширной усадьбе. Она сократила посадки до небольшой полоски картофеля, нескольких грядок овощей, остальное постепенно зарастало травой, дерном. Но свой небольшой палисад она содержала в образцовом порядке; следила за яблонями, кустами смородины (хотя большую часть сбора отдавала соседям), выращивала великолепные сортовые цветы – любила и умела это делать.
Глава 10
Потом появился Петька Грушин.
Он видел, как Марья часто пыталась задержать его у себя подольше, иной раз эти попытки своей открытой наивностью вызывали у него смущение. «Вот