– Я Николай, – он говорил быстро и не совсем разборчиво. Приходилось прислушиваться, – У нас мало времени. Ты не помнишь меня?
Я качал головой. А он продолжил говорить так же быстро, глотая последние слоги:
– Мы лежали вместе, – его глаза бегали по моему лицу, груди, рукам. Каждое слово начиналось с движением зрачков. Коля будто бы искал что-то на моём теле, – В реанимации. Нам делали электрошок. Меня ведь тоже жарили. Ха-ха.
Он смеялся и в этом было что-то безумное. Весь его вид, посреди туалетной кабинки, вызывал неприятные мысли. А смех… Если бы только можно было его описать на бумаге…
– Не знаю, помогло ли мне, – он говорил возбуждённо, – Мозги как сыр расплавили. До этого я был нормальный, но потом… Впрочем, ты же знаешь… Должен знать, ты видел это. Нас обоих это коснулось. И у тебя были объяснения. Ты сказал, что если я помогу тебе, то потом ты поможешь мне.
– Да, – почти хором добавили те трое.
– Нам помоги тоже, – закончил уже Стас, – И я помогу всему миру.
Я с недоумением смотрел то на них, то на Колю. Думал, сговорились. Не мог понять, можно ли доверять им. Они же все тут настоящие психи. Думал даже поднять крик и привлечь санитаров? Стоял, думал, пока вдруг до меня не дошло услышанное – Коля мой сосед по реанимации. Леся за него только вскользь упоминала, поэтому он никогда не был на уме. А это оказалось немало важным моментом в моей новой жизни.
Я долго слушал монолог о том, что мы должны друг другу помогать. Что все должны держаться вместе и что в шизофрении есть разгадка мироздания. Со временем я уже не мог понять, о чём шла речь. Но догадался, что у меня с теми ребятами было что-то общее.
– Совсем не помнишь? – расстроился Коля, в конце концов, – Да, ты говорил, что можешь забыть. Но мы напомним. Тут всё против нас. Стас знает.
Я посмотрел на лысого человека. Помню, как во время обеда он винил во всех бедах мировое господство.
– Почему против? – пытался я выяснить, – Кто именно?
– Как кто? – Коля был удивлён не меньше меня. Задумался.
Но затем он пришёл в себя и быстро, как умеет, поведал мне о каких-то дневниках, которые я давным-давно исписал в нескольких тетрадях. Для меня это было неожиданным открытием. Ведь ни Леся, ни Лариса, никто не потрудился рассказать мне об этом. А ведь это важно. Если я писал дневник, значит, есть что вспомнить. Иначе, зачем я пишу этот?
– Ты не читал? – спросил Коля.
Я молча качал головой. Мне было обидно. Чувствовал предательство. Коля был разочарован не меньше меня. И это было очень странно.
– Они не показали тебе? – возмущался он, – Я же просил эту, как её там? Лесю! Она приносила тебе тетради. Или блокноты… Неважно. Ты их до безумия требовал. Я еле уговорил эту дурачку дать тебе это. Вообще, как она работает в этом месте? Боится… А-эх. Чёрт!
Последнее он говорил своим друзьям, которые по-прежнему пыхтели дымом.
– Мои мозги хоть и криво стояли