Зиновий Федорович облегченно вздохнул. Раз Командир начал распоряжаться насчет завтрашнего дня, значит он дал согласие на это дело. Теперь можно быть спокойным…
Виталик закрыл за собой дверь, оставив о себе смутное впечатление. Вроде бы безропотен, дисциплинирован и исполнителен, но, с другой стороны, совершенно безразличен. Другой бы на его месте хотя бы поинтересовался, куда поедем или что делать будем. «Намучаемся мы с ним», – про себя решил Командир и посмотрел на начальника экспедиции с укором. Зиновий Федорович в ответ развел руки – дескать, какие времена, такие и практиканты.
– Ладно, – сказал Ткач. – Попробуем, – он специально сделал упор на это слово, чтобы избежать каких-либо гарантий, хотя понимал, что его «попробуем» уже звучит как стопроцентная гарантия.
– Вот и отлично, – Зиновий Федорович довольно хлопнул обеими ладошками по столешнице. – Тогда я пойду бензин искать.
«Надо бы найти материалы по Трехреченской дайке», – подумал Ткач, когда вышел из кабинета начальника, и пошел в подвал экспедиции, где у них располагался архив.
В эту ночь Зиновию Федоровичу долго не спалось. Несколько раз он вставал, курил на кухне. Съел все котлеты, нажаренные женой на всю неделю. Вздыхал и смотрел на огрызок луны за окном.
В следующем году Зиновий Федорович собирался на пенсию. Очень не хотелось ему оставлять экспедицию в состоянии полной запущенности. Что скажут люди в поселке лет через десять? Ну да, был такой начальник – Тепляков Зиновий Федорович, он же Брежнев. Помним, помним. Это тот самый, который довел Рудознатцы до ручки… Вот и все, что они скажут.
И ведь никто не вспомнит, что когда Зиновий Федорович возглавил контору, в поселке практически ничего не было – ни клуба, ни кирпичного завода, ни больницы. Смешно сказать, чтобы зуб вырвать, за полста километров мотались на попутках. А теперь у них в поликлинике собственный зубоврачебный кабинет, рентгеновский аппарат, стационар на двадцать коек. Полмиллиона рублей по тем временам вложили. А сколько ему нервных клеток пришлось потерять еще в сравнительно молодом возрасте, чтобы все это обеспечить. За каждый рубль тогда приходилось в облисполкоме кровавым потом расплачиваться. Однажды даже в расточительстве обвинили, чуть партбилет на стол не положил. За двадцать лет работы на этом посту только пять раз в отпуск уходил, да и то каждый раз едва ли половину отгуливал. Как только сезон, весь поселок по грибы-ягоды, а он то в область за оборудованием, то в степь, то в горы – чтобы лично проверить, как дела идут на объектах. Да и зимой работы всегда хватало… Никто этого уже сейчас не помнит, а через десять лет и подавно не вспомнит.
Грустно стало Зиновию Федоровичу. Он понимал, что его участь в любом случае – это забвение. В народе помнится