– Ну, посмешили, спасибо. Давайте, идите себе, не пугайте нам рыбу.
– А двести? – как ни в чем ни бывало спросила Галина.
– Пятьсот, – ответил «приветливый». – И только до станции.
– Сколько у вас? – шепнула Тарасу Галина.
– Только сто, – виновато шмыгнул он носом.
– А за мобильник до города? – продолжила торг с рыбаками Галина.
– Какой мобильник? – В голосе второго мужчины проклюнулся интерес. Галина назвала модель.
– Ну-у!.. – протянул тот же голос. – За такое старье только до станции.
– Зачем нам до станции, электрички же ночью не ходят! – вставил реплику Тарас.
– Скоро московский пройдет, – сказал первый рыбак.
– Он ведь в Ряскине не останавливается, – шепнул приятелю второй браконьер, но Галина услышала.
– А где останавливается?
– В Генсирово, – виновато, словно оправдываясь перед другом, ответил мужчина.
– Значит, везите до Генсирово, – не сдавалась Галина.
Рыбаки пошептались, и первый, опять вернув голосу начальственную спесь, буркнул:
– Телефон и двести сверху.
– Да что же это… – возмутился было Тарас, но Галина больно пихнула его локтем в бок и ответила браконьерам:
– Сто сверху. Нам же надо на что-то билет купить.
– Хрен с вами, – сплюнул «начальник».
В лодке загремело, послышались негромкие всплески весел. Вскоре дюралевый нос зашуршал о глинистый берег.
Галина первой вскарабкалась на борт. Никто из сидевших в лодке даже не шелохнулся, чтобы помочь ей. Тарас скрипнул зубами, но промолчал, хотя был сейчас невероятно зол и на алчных рыбаков, и на себя, и даже на Галину – за то, что создавшейся ситуацией она невольно показала его бесполезность и даже никчемность.
Рыбаки уже завели мотор, пока Тарас забирался в лодку. Не успел еще даже усесться, как суденышко резво рвануло вперед, и он больно хлопнулся мягким местом о скамейку.
9
Галя молчала до самой станции. Под шум лодочного мотора особенно не побеседуешь, но, самое главное, говорить ей ни с кем и не хотелось. Не с браконьерами же? С теми уже все обсудили. А с Тарасом… Нет, с ним тем более. Пока сплачивала их общая опасность – пришлось поневоле стать ближе, забыть то, что мешало делу. А вот сейчас эта близость схлынула вместе с пиком тревоги, зато тут же замелькали воспоминания о другой близости – бессознательной, животной, а потому особенно мерзкой. Хоть Галя и понимала умом, что Тарас виноват в этом не больше ее самой, но поделать с собой ничего не могла. Отвращение к произошедшему автоматически распространялось и на Тараса. Ну, к нему, может, не совсем уж отвращение, но неприязнь – однозначно. Это не относилось к внешности Тараса, она вообще не считала внешность мужчин особо значительным фактором, хотя в мечтах и представляла своего избранника куда презентабельней. Но, во-первых, Тарас, хвала всем святым, не был ее избранником, а во-вторых, теперь, приглядевшись к нему, Галя пришла к выводу, что внешне он не так