Конь бледный. В. Ропшин

апреля.

      В свободные часы я ухожу в библиотеку. В тихом зале стриженые курсистки, бородатые студенты. Я резко отличаюсь от них своим бритым лицом и высоким воротником.

      Со вниманием читаю древних. У них не было совести, они не искали правды. Они попросту жили. Как трава растет, как птицы поют. Может быть, в этой святой простоте – ключ к приятию мира.

      Афина говорит Одиссею:

      Буду стоять за тебя и теперь я, не будешь оставлен

      Мной и тогда, как приступим мы к делу. И думаю, скоро

      Лоно земли беспредельной обрызжется кровью и мозгом

      Многих из тех, беззаконных, твое достоянье губящих.

      Какому богу мне молиться, чтобы он не оставил меня? Где моя защита и кто мой покровитель? Я один. И если нет у меня защиты, я сам себе покровитель. И если нет у меня бога, я сам себе бог. Ваня говорит: «Если все позволено, тогда – Смердяков». А чем Смердяков хуже других? И почему нужно бояться Смердякова?

      Лоно земли беспредельной обрызжется кровью и мозгом…

      Пусть обрызжется. Я ничего против этого не имею.

      13 апреля.

      Эрна мне говорит:

      – Мне кажется, я жила только для того, чтобы встретить тебя. Ты грезился мне во сне. Я о тебе молилась.

      – Эрна, а наше дело?

      – Мы вместе умрем… Слушай, милый, когда я с тобой – мне кажется, что я маленькая девочка, еще ребенок. Я знаю: я ничего не могу дать тебе. Но у меня есть любовь. Возьми же ее.

      И она плачет.

      – Эрна, не плачь.

      – Я от радости… Видишь, я не плачу уже. Знаешь, я хотела тебе сказать… Генрих…

      – Что Генрих?

      – Ты только не сердись… Генрих мне вчера сказал, что любит меня.

      – Ну?

      – Ну, я же не люблю его. Я люблю только тебя. Ты не ревнуешь, милый? – шепчет она мне на ухо.

      – Ревную? Я?

      – Ты не ревнуй. Я не люблю его вовсе. Но он такой несчастный, и мне так больно было, когда он сказал… И еще: мне казалось, что я не должна его слушать, что это измена тебе.