Начали!
Я стоял у двери, чтобы никто не помешал процессу.
Парни склонили головы, аккуратно приспосабливая там всё как надо. На фоне доносящейся из зала «Барыни» и всеобщего веселья, здесь было подчёркнуто серьёзно и ответственно:
– Вот так…
– Ага!
– Чтобы прямо туда… И придерживать надо сверху.
– Ага, держу.
– Только не сразу, по чуть-чуть… Давай!
Через пару секунд Хмельницкий снова загудел:
– У-у-у!..
Это «у» принципиально отличалось от предыдущего. Сейчас это «у» звучало как наивысший восторг, запредельное наслаждение. Человеку на глазах становилось лучше. Ещё через несколько мгновений Саша, улыбаясь, подтвердил наши предположения:
– С-с-у-ука-а!..
Лёха внимательно контролировал процесс, склонившись над живописным ансамблем из двух предметов, словно хирург на операции.
Всё!
Хмельницкий стоял посреди комнатки с бутылкой в руке и блаженно улыбался. Сейчас он олицетворял собой абсолютное счастье. Мне вспомнился праздник Нового года в далёком детстве, когда у ёлки ты получал в подарок от Деда Мороза именно то, о чём давно мечтал.
Резко распахнулась дверь и в комнату, хлопая в ладоши, влетела Света:
– Работаем, мальчики, ра-бо-та-ем!
Рука с бутылкой, спрятанная за спиной, не ускользнула от всевидящего матёрого массовика-затейника.
– Ага, вот оно что, – догадалась Света. – Дело хорошее, сейчас уже можно по маленькой. И я с вами за компанию.
– Да нет… – опять закрутил башкой Хмельницкий. К его лицу опять приклеилась глуповатая улыбка.
Света, пошарив рукой под ворохом афиш, извлекла оттуда пару грязных стаканов.
– У нас и фужеры есть под это дело!
– Это не то, – слабо аргументировал Александр.
– А я всё пью! – отрезала Света. – У нас тут в деревне чего только не наливают!
И засмеялась, весело так, заразительно. Мы с Крициным тоже захихикали.
– Такое не наливают, – Саша был непреклонен.
Света посмотрела на него строго:
– Тебе жалко, что ли?!
– Нет, не жалко. Только это…
Ведущая вечера поставила стаканы на неухоженный столик.
– Наливай! – Подмигнула Хмельницкому и добавила:
– Давай-ка с тобой на брудершафт выпьем!
Мы с Лёхой, лопаясь от смеха, выскочили из комнаты и только здесь дали волю своим эмоциям. Нас согнуло пополам, и потом ещё долго не разгибало. Те звуки, которые мы издавали, вряд ли можно было назвать смехом. Стон, рёв, ржание, похрюкивание и повизгивание – весь этот синтез мы выдавали почти одновременно. Лица покраснели, из глаз лились слёзы. Мы их как могли утирали, они катились вновь. Попов и отдыхающие молча смотрели на нас. Интересно, о чём они думали?
Вскоре из каморки появились Саша со Светой. Он, весь красный, нервно посмеивался, поглаживая усы, а она по-доброму улыбнулась нам и подмигнула:
– Ничего,