Нет, сама картина сна была несколько забавной и даже трогательной, и детали, воспроизведённые во сне, тоже казались интересными, поскольку о таком она никогда и нигде не слышала. Ну, разве в разговоре между дедом и бабушкой иногда. Да и то не до таких подробностей, как во сне, и не до бытовых мелочей. Да и дед с бабушкой вряд ли могли быть в те времена участниками подобных событий, поскольку они всегда были городскими жителями, если она не ошибается. Но даже если и жили в деревне, то уж больно молоды они были для тех сказочных времён. А тут… две старухи и старик.
Второй старушкой была Настёнка, подружка из соседнего дома. Внешне она даже чем-то походит на старушку. Забавная, и всегда весёлая, ‒ а во сне серьёзная и даже строгая к своему старику Михею.
На кого походил дед Михей, Ангелинка не могла припомнить, да и виделась с ним во сне, каких-нибудь пять-десять минут. Запомнила лишь, что был он в резиновых сапогах, в серых штанах, на колене четырёхугольная заплата. Старик был хмур, задумчив и безучастен. Но сквозь серые брови поблёскивали смешливые глазки, и он изредка пощипывал прокуренные усы. На старом военном кителе, по случаю прихода к властям, висели медали: "За отвагу" и две юбилейные.
А пришли они именно в сельский совет, как поняла девочка из дальнейшего сна, хотя чёткого представления об этом учреждении не уловила.
***
…Они втроём сидят в коридоре перед залом заседания сельсовета на стульях.
Старушки в поношенных плюшевых курточках, в длинных юбках, на ногах у одной вельветовые полуботинки, у другой – суконные ботики. Обе в выцветших старых платках, повязанных домиком.
Старухи, то есть Ангелина и Настёна, негромко о чём-то переговариваются. Делятся новостями, и как будто бы не особенно радостными.
Михей большой, сидит прямо, ладони скрестив на суковатой палке.
Скрипит дверь зала заседания, и на пороге появляется мужчина лет сорока.
– Фофонцева, заходи! – говорит он хрипловатым басом.
Фофонцева, то есть Ангелина, встаёт, одёргивает куртку, поправляет платок на голове и, бросив прощальный взгляд на собеседницу, семенящим шажком в ботиках проходит в зал. Мужчина прикрывает за ней дверь.
За большим столом покрытым зелёным сукном сидит Председатель – молодой человек лет двадцати семи (Лёшка, с соседнего дома!), в костюме, при галстуке, в белой сорочке. Он строг, держится официально, перед ним бумаги и ручка.
Рядом с ним женщина (Валерка, с пятого этажа), и тоже строгая. Хотя эта строгость кажется напускной.
– Фофонцева Татьяна Яковлевна? – спрашивает Председатель.
– Нешто, Алёша, ты меня не признал? ‒ удивляется посетительница, приостановившись у порога. Худенькое, потемневшее от старости лицо её кривится в смущении.
– Хм, – произносит в замешательстве Алёша. – Давай, баба Таня, так договоримся. Мы сейчас с тобой, как на суде. Мы судим тебя