буквы, изречённым не Богом, а каким-нибудь претендующим на знание истины человеком, – хоть суррогатным, но всё же словом, а не цифрой. Этот вариант избрала в начале XX века Россия, поскольку религиозное чувство не успело в ней выветриться в той степени, как на Западе, где этому выветриванию способствовала Реформация. Понятно, что в качестве суррогатного слова ей больше всего подходило такое, которое возбуждало в душе примерно те же чувства, что и учение Христа. А ловчее всех удалось мимикрировать это учение (конечно, только по внешнему виду) Карлу Марксу. Он и стал для нас предсказанным в Евангелии лже-Христом (Матфей 24, 24). Но не сразу, а после многолетнего периода лихорадочного возбуждения и духовного разброда. И начался этот нервозный период лет за десять до наступления двадцатого века, когда в результате прозападных реформ Россия в первый раз вступила на путь ничем не сдерживаемого капитализма. По мере приближения нового столетия эта нервозность возрастала и в конце концов достигла апогея. Ярче и нагляднее всего она выразилась в искусстве, для которого начало двадцатого века стало Серебряным веком, вместившим в себя декадентство, символизм, футуризм, имажинизм, акмеизм, богоискательство, богостроительство, оккультизм, толстовство и прочие выверты. Во всём этом было много таланта, порой гениальности, но общая атмосфера была нездоровой, надрывной, как на пиру во время чумы. И самым лучшим индикатором нависающей угрозы служил внезапно возникший и сразу ставший чрезвычайно модным стиль, вошедший в историю под названием русский модерн. Он властно ворвался в живопись, книжную иллюстрацию, дизайн, прикладное искусство и архитектуру, сохранившую его до наших дней. Чтобы ознакомиться с ним, достаточно в Москве пройтись по району Старого Арбата. То и дело натыкаешься на змеевидные дверные ручки, на изысканный мозаичный или витражный растительный орнамент, на очарование перил, ступенек и козырьков, а дальше – ковровых лестниц с медными шишечками для прижимных прутьев и гибкого решетчатого обрамления лифтных шахт, приглашающих подняться куда-то туда, где за дверью с дощечкой из червлёного серебра благоухающая духами дама «опускает боа на рояль».
