* * *
Даниил Вербицкий, сотрудник сверхсекретного, потому даже не пронумерованного отдела одной из влиятельных советских спецслужб, с полным правом мог сказать о себе то же самое. Правда, круглым сиротой он не был. Отец погиб на фронте, но мама была жива до сих пор. Она его очень любила, в детстве буквально тряслась над своим ненаглядным Данечкой, или Нанечкой, как она его часто называла. А в войну всеми правдами и неправдами не позволила голодать, хотя у них в деревне были страшные засуха и неурожай. Мама отдала ему все, что у нее было, весь жар своей большой души и всю свою любовь. Даже, совсем не думая об этом, нечаянно поделилась с сыном своим странным и немножко страшным даром. Хотя до сих пор он передавался только по женской линии. Но такова сильная, иногда даже безумная, материнская любовь, которая творит чудеса.
Лет в семь Даня понял, что он не такой, как все остальные дети. А они стали его побаиваться. «Горит крайний дом», – сказал он однажды ни с того ни с сего. К вечеру сгорели Поповы, жившие по соседству, в крайнем доме. Огонь был такой сильный, что они ничего не успели вынести, спасибо, сами выскочили. И так было всегда. К нему приходили какие-то мысли, он произносил (или не произносил) их вслух, и все сбывалось. Дети между собой шепотом называли его «ведьмак» и «колдун», а Даня, лежа на печи, в отчаянии думал: «Как же мне научиться ни о чем не думать?» Мама немножко научила его, как сейчас выражаются, «блокировать» и защищаться. Но помогало это мало, так как ее методы были рассчитаны на носителей-женщин. Будь у нее дочка, она бы вырастила из нее хорошую ведьму. Что делать с сыном-колдуном, она не знала. В советское время наличие таких способностей вообще отрицалось. Кто имел их, скрывали, как могли, это было позорной семейной тайной. Большинство были бы рады не иметь никакого дара, но раз он им достался, были вынуждены овладевать им – хотя бы для того, чтобы научиться скрывать его и не вредить окружающим. О Данииле прослышали в области, так как нормально скрываться он так и не научился. А дар у него был очень сильный. Опаздывая в школу, он мог ненароком пробежать сквозь стены. На уроке у учителя падала указка, Даня только подумает (опять же случайно!) – «вот он сейчас ее поднимет» – и указка сама прыгала в руки испуганному педагогу. Все его чурались, все от него стонали. И вырос бы он озлобленным на весь свет, отвергнутым людьми отшельником, если бы не счастливый случай. В двенадцать лет Даниила забрали в Москву, в только что открывшийся секретный интернат, замаскированный под интернат для особо одаренных в музыке детей. Стране понадобились экстрасенсы, но страна стеснялась признаться в этом прилюдно.
Здесь он, наконец, вздохнул свободно. Было с кем поговорить и поиграть, кроме матери. С ним сразу стали обращаться уважительно и звали только полным именем – Даниил. Занятия по музыке не напрягали. В сущности,