Случайности одной жизни. Закономерности или мистика?. Валерий Павлович Киселев

чуть не кончилась ЧП. Из цеха меня направили на аэродром, где на самолёте не работал один прибор. Заменил его. Вернулся в цех и скоро хватился: из инструментов не хватает пломбира (на каждый прибор надо было ставить личную пломбу). Побежал со своим зелёным ящиком на аэродром. Мой самолёт уже с гулом выруливает на взлёт. Незакреплённый предмет в самолёте – это же снаряд внутри! Бегу наперерез, со стремянкой в одной руке, с ящиком инструментом – в другой. Лётчик заметил меня – кабина самолёта ещё не закрыта, стал глушить двигатель. Быстро поставил стремянку, снял крышку закабинного отсека – вот он, мой пломбир! Хватаю его, закрываю люк крышкой. Кто-то сдёргивает меня со стремянки, бьёт в нос… Толпа мужиков сбежалась, ругаются все.

      Вечером, после работы, наш бригадир Саша Снегирев налил мне полстакана розоватой «массандры». Так на заводе называли спирт.

      * * *

      Почти год каждое утро с огромной толпой рабочих иду на завод, в свой цех. Было чувство гордости: я – частичка рабочего класса страны. Шла война во Вьетнаме. Наш завод выпустил большую самолётов для защиты этой страны. Однажды в заводской столовой за стол ко мне сели лётчики – наш, майор, краснощекий, здоровенный, и вьетнамец – маленький, как шестиклассник, щёки – впалые. Наш лётчик густо намазал горчицей кусок хлеба, что я с удивлением посмотрел. – «Так хоть глаза выпучишь… – говорит. Вьетнамец ковырял котлетку.

      Я тогда вёл статистику, сколько сбивали в небе Вьетнама американских самолётов. Гордился, что и мой труд есть в самолётах для братского Вьетнама. В Википедии написано, что СССР поставил тогда этой стране 150 МИГ-21, вьетнамские лётчики сбили на наших МИГах 165 американских самолётов, потеряли же 65 боевых машин, погибли 16 вьетнамских пилотов.

      * * *

      Приехал к нам в отпуск брат моей мамы, дядя Саша Клюшин. Полковник, служил в штабе Дальневосточного военного округа. Вечером рассказывал о войне, а воевать он начал младшим лейтенантом, танкистом, под Минском, в 41-м. Как он, раненый, еле выполз из разбомбленного санитарного эшелона, как после госпиталя ещё три раза горел в танке.

      Дядя Саша после войны служил военным атташе в Египте и в Греции. После встречи с ним прочитал книгу Константина Симонова «Живые и мёртвые», посмотрел одноименный кинофильм и решил: буду военным историком.

      Эта встреча с дядей и книга Симонова стали, как сейчас бы сказали – «триггером» в моей судьбе.

      * * *

      В университет, на истфак, поступил после завода. Студенческая жизнь началась с «картошки». Как-то сразу подружился с Володей Плаксиным и Саней Сорокиным – оба деревенские ребята.

      На первой «картошке» из всего нашего курса историков с лошадьми умели обращаться только Саня да я. Возили собранную с поля картошку в бурты, потом однокурсники накрывали их соломой. Однажды после работы распрягли лошадей и погнали с Саней верхом. Он скакал впереди, и с разгона влетел в огромную и жидкую навозную яму у скотного