– Ваша милость, вы займете три мои лучшие комнаты, – сказал аббат матери. – Постели готовы, и я пришлю к вам слуг с полотенцами и всем необходимым для вашего удобства. Если вам понадобится что-нибудь еще, скажите им.
Когда Елизавета увидела отведенные им комнаты, ей стало значительно лучше. Аббат был князем Церкви и жил соответственно. Ей и сестрам предстояло разместиться в роскошной спальне, где стояла огромная кровать под балдахином и две низкие с соломенными тюфяками, все они были застланы отбеленными простынями и бархатными покрывалами. Аббат Миллинг сказал им, что большую комнату называют Иерусалимской палатой. Там висели дорогие гобелены, и она выглядела почти так же великолепно, как парадные апартаменты в Вестминстере. Здесь будут главные покои матери. Бабушке достался аббатский зал, в котором была галерея менестрелей, он был не менее великолепен, чем другие помещения.
Елизавета осторожно легла на соломенный тюфяк, мать подоткнула простыню. Неподалеку от нее уже спала Мария, ее светлые кудряшки разметались по подушке. Королева тем временем попросила кормилицу помочь ей управиться с пуговицами, сняла платье, оставшись в одной сорочке, и забралась в большую кровать.
Кормилица выдвинула из-под нее низенькую кровать на колесиках и улеглась, прижимая к себе Сесилию.
– Матушка, что происходит? – приглушенным голосом спросила Елизавета.
– Спите, Бесси. Расскажу вам все утром. Я очень устала.
Вскоре комната наполнилась звуками ровного дыхания и сопением младенца, однако Елизавета лежала без сна и размышляла, стараясь отогнать от себя тревогу по поводу странных событий этой ночи и их значения.
Сколько себя помнила, Елизавета знала, что она важна. Ей было около пяти лет; старшая дочь блистательного короля и красавицы-королевы, девочка жила в великолепных дворцах, как принцесса из сказки. Ее назвали Елизаветой в честь матери, которая часто носила украшенную драгоценными камнями брошь, подаренную ей отцом в день рождения дочери. В обычных обстоятельствах мать оставалась для Елизаветы далекой фигурой, грациозной богиней, сидевшей на троне и иногда спускавшейся в детскую в облаке цветочного аромата, шурша волшебными дамастовыми юбками; шея у нее была как у лебедя, ее красоту подчеркивали подбритая линия волос и покрытый вуалью геннин[3].
Мать была величественна и неприступна, а отец был веселым, высоким и жизнерадостным человеком с блестящими глазами и заразительным смехом, за которым скрывалась чуткая наблюдательность. Он был самым прекрасным мужчиной в мире, и все обожали его, особенно дети. Двор отца славился великолепием, при нем обретались важные лорды и леди, приезжали гости со всех концов земли. Елизавета часто чувствовала, что раздувается от гордости за своего сильного и могущественного отца. Теперь она сомневалась, вернется ли он когда-нибудь