Аполлон страстно любил юношу по имени Гиацинт. Он сопровождал его в его занятиях: нес сети, когда тот ловил рыбу, вел собак, когда он шел на охоту, следовал за ним в его походах в горы и забросил ради него свою лиру и свои стрелы. Однажды они играли вместе в метание колец, и Аполлон, подняв диск, с силой и ловкостью послал его высоко и далеко. Гиацинт смотрел, как он летел, и, взволнованный игрой, побежал вперед, чтобы поймать его, торопясь сделать свой бросок; как вдруг кольцо отскочило от земли и ударило его в лоб. Он ослабел и упал. Бог, такой же бледный, как Гиацинт, поднял его и сделал все, чтобы остановить кровь и удержать улетающую жизнь, но все было напрасно; рана оказалась сильнее медицины. Как у сорванной в саду лилии свешивается голова, и цветы наклоняются к земле, так голова мертвого мальчика, словно слишком тяжелая для его шеи, падала на плечо.
– Ты мертв, Гиацинт, – говорил в отчаянии Феб, – я лишил тебя юности. Тебе – страдание, мне – преступление. Если бы я мог умереть за тебя! Но так как этого не может быть, живи в моей памяти и в песне. Моя лира будет прославлять тебя, моя песня будет рассказывать о твоей судьбе, и ты станешь цветком, посвященным моему сожалению.
Пока Аполлон говорил, он увидел, что кровь, которая текла на землю и пачкала траву, перестала быть кровью; и появился цветок, более прекрасного оттенка, чем тирский пурпур, похожий на лилию, если бы он был не пурпурный, а серебристо-белый. Но этого Фебу было недостаточно; для большей славы он пометил лепестки своей скорбью и написал на них: «Ах! Ах!», как мы видим и сегодня.
Этот цветок с тех пор называется гиацинтом, и с каждым возвращением весны его цветение оживляет у нас память о несчастной судьбе Гиацинта.
Говорят также, что во всей этой трагической истории виноват не кто иной, как Зефир (западный ветер), который тоже любил Гиацинта и ревновал, что тот предпочел Аполлона; он злокозненно подул невовремя, чем изменил направление полета кольца, чтобы оно убило Гиацинта.
Аллюзию к Гиацинту можно узнать в «Лициде» Мильтона:[12]
«Как тот цветок кроваво-красный,
Что горю посвящен».
На двух предыдущих примерах мы увидели, что древние видели своих богов великими и могущественными существами, но вовсе не всесильными и далеко не всегда божественно справедливыми. Скажем прямо: боги древности были упрямыми, обидчивыми и ужасно своенравными созданиями и горе было тому человеку, который ненароком мог рассердить их.
Был полдень, и солнце стояло в зените, когда молодой Актеон, сын царя Кадма, обратился к юношам, которые вместе с ним в горах охотились на оленя:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона,