…В это же время в казарме третьей роты триста двадцатого пехотного полка прозвучала команда:
– Получаем оружие, выходим на улицу строиться!
Споро разбирали в оружейной комнате винтовки, подсумки с патронами.
– Ну, братцы, как договаривались, – негромко, но твёрдо сказал коренастый, широкоскулый солдат с лицом, как дробью побитым. И другие солдаты брали оружие молча, сосредоточенно, будто разбирали инструменты перед ответственной работой.
– Становись! – скомандовал командир роты капитан Ковалев.
Построились.
– Солдаты! Бунтовщики идут к центру города. В условиях войны любой бунт – прямое предательство. Наша задача остановить их…
Семён Игнатьев стоит на привычном месте в строю. Весело и страшно ему. Страшно, потому что сегодня нужно не просто решить, с кем он (это уже решено), но и совершить поступок. И весело от того, что знает, что и другие его товарищи решились на этот же поступок. Весело осознавать себя свободным человеком.
– Равняйсь, смирно, напра-а-во!
– Не надорвитесь, вашблагродие. – Спокойно сказал всё тот же широкоскулый солдат, незамеченным подойдя к офицеру сбоку.
– Что? Попов, встать в строй! Командир отделения, ко мне!
– Сдайте-ка оружие, господин капитан, от греха, – сказал Яков Попов и потянулся к кобуре офицера, тот, однако, опередил, выхватил оружие и до того, как схватили его за руки, успел нажать спусковой крюк. Попов-то отшатнулся, но, удивленно обведя всех глазами, потрогав, будто не веря, грудь, рухнул на булыжники плаца паренёк, стоявший рядом с Семёном Игнатьевым.
– Ах ты гнида!..
– Бей его!..
– Сволочь…
Через пару минут на плацу лежало истоптанное, будто и не человеческое тело…
Застрелен был и прапорщик, пытавшийся по телефону сообщить высшему начальству о случившемся… Вооружённая толпа в серых шинелях вырвалась на улицу, где уже надвигалась рабочая демонстрация. И молодые крепкие парни из демонстрантов сунули руки за пазухи – к наганам. Но над серой солдатской массой красною птицей взвилось знамя.
– Ура! Ура-а! Ура-а-а!..
…Семён не сразу выбежал с казарменного двора на улицу, оцепенело смотрел он на брошенное тело молодого солдата. Потом подошёл к растоптанному телу капитана. Глаза мертвеца, наполненные темно-серым небом, упирались в него. Семён, отвернувшись, быстро, обеими ладонями прикрыл веки мёртвому