– Но почему ты нам ничего не рассказала? – воскликнула Анита.
– Я говорила папе, чтобы он объяснил ему, что я не нуждаюсь в такой защите. Но папа попросил потерпеть, сказав, что у Аметрина такая реакция на стресс. Забота о моей безопасности помогает ему не думать о погибшем отце и его предательстве.
– Ясно. Мы с Гелиодором обсуждали эту проблему и тоже решили дать мальчику время. Но, оказывается, ты тоже страдаешь. Мы-то думали, для тебя ничего не изменилось. Как гуляли все вместе, так и гуляете. А тут и Эгирин тоже, наверное, страдает, – она вопросительно взглянула на племянницу.
– Он отвернулся от меня еще раньше Сентарии, – с обидой откликнулась Луна. – Несколько раз пытался подать мне руку, чтобы помочь спуститься по лестнице, но Аметрин всегда опережал его и быстро дал понять, что это его привилегия. И Эгирин перестал с нами куда-либо ходить. А затем и Сентария. Сейчас они прикрываются миллионом неотложных дел, чтобы не общаться со мной, и я осталась совсем одна…
– Нет, – решительно сказала Анита. – Так не годится. Сейчас мы займем Аметрина поединками, а там если проблема не решится сама, то Гелиодор с ним поговорит. Обещаю! Мы же не знали… И к тому же были заняты назначением нового старейшины, поэтому я совсем выпустила тебя из виду, но уж теперь ты от меня не отделаешься, – шутливо пригрозила она.
Луна глубоко вздохнула, вспомнив шумного, несдержанного Андалузита – погибшего старейшину Гарнетуса. Уж он-то не стал бы церемониться и быстро объяснил Аметрину, как себя вести. Деликатностью Андалузит никогда не отличался. На его место выбрали Гессонита[2], гораздо более спокойного и покладистого. Он легко вписался в тесный круг старейшин благодаря своему характеру Гессонит оказался выдающимся шутником, что никак не вязалось с его сдержанной манерой поведения. Несмотря на возраст, в нем все еще жил сорванец, который обожал подначивать всех вокруг и делал это с таким невозмутимым видом, что окружающие заходились в громовом хохоте. Старейшинам было тяжело пережить потерю Андалузита, и этот смех помогал им выплескивать боль, что скопилась внутри.
Анита между тем встала с кровати и потащила за собой Луну:
– А сейчас собирайся, бери Джемму, а то она уже застоялась в стойле, – и вперед, в Смарагдиус, навстречу свободе.
– Что-то мне даже страшновато, – призналась Луна. – Как Сентария меня встретит…
– С радостью, вот увидишь! Если что, зови меня, я быстро наведу порядок. Меня никто не смеет ослушаться.
– Это точно, – улыбаясь сквозь слезы, проговорила благодарная Луна.
Невольно заразившись энтузиазмом