Не успели смолкнуть аплодисменты, как на площади появился Эгирин. У него не было ни стола для экспериментов, ни чудо-аппарата, ни вооруженных воинов. Его не сопровождали всполохи огня, как у Аметрина, струи воды, как у Кианита, с неба не сыпалась сверкающая пыльца, как у Виоланы. Не было ни цветов, ни боя барабанов, ни торжественной музыки, чтобы усилить эффект. Ничего не было. Он был один и немного смущенно остановился перед трибунами.
Глубоко вздохнув, Эгирин оглядел ряды зрителей, которые в предвкушении очередного чуда даже привстали. Но он не двигался. Он просто стоял и, как будто напряженно думая, сжимал и разжимал кулаки.
– Ну же, Эгирин, – поторопила его Цитрина. – Твоя очередь. Продемонстрируй нам свое изобретение.
Эгирин громко вздохнул и попросил принести стул. Организаторы поединков быстро выполнили его просьбу, и вот одинокий стул стоял около не менее одинокого Эгирина. Все это смотрелось странно и нелепо. А где же зрелища, фейерверки, хоть что-нибудь? Вновь повисла неловкая пауза. У Луны от переживаний свело спину между лопатками, а ладони стали липкими. Всем сердцем она была с Эгирином.
Пауза затягивалась. Драгомирцы начали изумленно переглядываться.
«Неужели сын великой ведьмы и серьезного ученого ничего не смог сделать и сейчас провалит этап с позором?» – с тревогой думали они.
Сардер промокнул платком лоб, на котором выступила испарина. Янтария затаила дыхание. Они, как и остальные зрители, не знали, что придумал их внук.
Эгирин вновь вздохнул и тихо сказал:
– Добрый день!
Зрители опять переглянулись. Нашел время здороваться.
– Я заранее прошу у всех вас прощения!
Зрители вперили в Эгирина недоуменные взгляды. По рядам пролетел еле слышный ропот.
– Очень прошу не удивляться тому, что я сейчас сделаю. Вы все поймете. Обещаю.
А это уже интереснее. От любопытства некоторые вскочили и стали криками подбадривать Эгирина, который продолжал нерешительно мяться около стула.
– Давай уже, а!
– Покажи, что ты придумал!
– Хватит тянуть! – полетело с разных сторон.
Пододвинув стул, Эгирин начал медленно раздеваться. Он аккуратно снял белоснежную мантию, оставшись в черных брюках и светлой рубашке. Повисла тишина. Драгомирцы с изумлением смотрели на него. Эгирин еще раз обвел публику взглядом и начал расшнуровывать высокие ботинки. Разувшись, он поставил ботинки у стула, на них сверху водрузил носки. Затем, пытаясь справиться с волнением, скатал носки и затолкал их в ботинки.
– Что он делает? – зрители начали громко перешептываться.
Цитрина поправила прическу и нервно спросила:
– Эгирин! Мальчик мой! Ты точно уверен, что для демонстрации тебе не нужны ботинки?
Эгирин обреченно кивнул и быстро снял с себя рубашку, а затем и брюки, оставшись в черных хлопковых трусах и майке.
Зрители