Саймон вошел в дом; там было тихо, только часы тикали. Хотя Исайя считался весьма богатым торговцем, даже ему было трудно найти в городе слуг – особенно мужчин, – которые стали бы жить при доме, когда вокруг имелось столько доступной земли, соблазняющей, как пение сирен.
У Исайи были две молодые горничные, древняя кухарка, она же домоправительница, миссис Ганн, и молодой парень Том, следивший за лошадьми. Над конюшней жил старый друг хозяина, одноглазый плут по имени Сол Прити, он ухаживал за садом, когда имел желание.
Том и горничные жили у себя и только приходили в дом Исайи, а миссис Ганн находилась при кухне, соединявшейся с домом переходом – нелишняя предосторожность на случай пожара в городе, почти сплошь застроенном деревянными домами.
Исайя так и не сумел подыскать подходящего камердинера, и даже его секретарь Солтер в конце концов сбежал и обзавелся собственным «поместьем».
Саймон понимал, что несправедливо насмехаться, когда сам являешься наследником настоящего поместья, – но сколько он видел таких полных надежд поселенцев, которые теряли свои дома, а потом обвиняли индейцев!
Он мысленно перенесся в свой прекрасный Брайдсуэлл, старинный каменный особняк, расположенный в холмистом Линкольншире. Неподалеку от поместья находилась чудесная деревушка Монктон-Сент-Брайдс – такая уютная и живописная в отличие от этого канадского городка. Ох, как же давно он не был дома…
Саймон едва не задохнулся при мысли, что может больше никогда не увидеть Брайдсуэлл. Он уехал оттуда четыре года назад, часто скучал, но никогда, даже когда отбивался от американцев, и вообразить себе не мог, что вообще не вернется домой.
Может, это предчувствие?
Саймон помотал головой, словно отгоняя тревожные мысли, и, усевшись на стул, принялся снимать сапоги и кожаный армейский жилет. Потом взял свечу, горевшую под стеклянным колпаком в ожидании его прихода, и невольно улыбнулся. Джейн постаралась… При всех своих странностях она была прекрасной хозяйкой. В последнее время холостяцкий приют Исайи приукрасился, появились цветы и ароматические сухие смеси из цветочных лепестков, сменилась полировка для полов, и они стали ярче блестеть.
Поднимаясь наверх, Саймон чувствовал запах Джейн – запах, напоминавший об английской весне.
Впрочем, сейчас ему следовало подумать совсем о другом… О завещании, а также о письмах Исайе и родителям.
О господи!..
Открылась ближайшая дверь. На пороге стояла Джейн Оттерберн. Она была в ночном чепце, завязанном под подбородком, и в длинном зеленом халате, из-под которого только на рукавах и по вороту выглядывали кружева ночной рубашки.
Почему же она кажется ему такой… неодетой?
– Добрый вечер, – пробормотал он с некоторым раздражением в голосе. – Что-то случилось?
О боже, неужели она уже