– Мокли, а потом сушились или все на них высыхало.
– Мда, и обуви подходящей особо не было.
Разговор замолк и больше не возобновлялся. Какая-то тоска подступала, может быть, из-за этой мороси, а может быть, из-за странного непонятного чувства отсутствия контакта с внешним миром. Прошло всего несколько часов, а мне уже казалось, что мы – отшельники, которых забросили куда-то далеко ради эксперимента.
Мы зашли в лес, повеяло сосновой смолой, мне полегчало. Я вдохнула как можно глубже, чтобы этот воздух остался со мной подольше. Тропинки здесь были уже суше, но из-за высоких деревьев солнце совсем скрылось, мы вошли во тьму.
Я проснулась от того, что кто-то тихонько плакал, стараясь не разбудить остальных. Нехотя встав, я пошла и зажгла лучину от еще тлевших бревнышек в печи. Тонкий лучик света выдернул часть дома из темноты, я пошла на звук.
Переступая через тела спящих, я дошла до места. Уткнувшись в сено, лежала девушка, ее тело вздрагивало. Я присела рядом и перевернула ее. Лицо Алены было заплакано, она его закрывала руками, стараясь успокоиться.
– Что случилось? – шепотом произнесла я.
– Я.. Я., – попыталась она что-то выдавить из себя.
Кто-то зашевелился рядом. Причмокнув пару разу, перевернулся на другой бок.
– Давай выйдем.
Я помогла ей подняться, накинула платок, и мы прошли к двери. Протяжный скрип, и мы оказались на улице.
– Извини, салфеток дать не могу, – как бы чувствуя вину, произнесла я и задула лучину.
– Ничего, – Алена утерла глаза рукавом.
– Так что же такое?
– Не знаю, устала, наверное, тяжело здесь.
– А кто ж спорит, – вздохнула я.
– Все так непривычно. Когда дома для себя кушать готовишь, достаточно просто повернуть зажигатель у плиты и достать продукты из холодильника, в крайнем случае, сходить в магазин через дорогу. А тут…
Она взглянула на небо. Я тоже подняла глаза. Звезды сияли ярко, наконец-то их стало видно. За эти несколько дней, которые мы провели здесь, чистое небо было всего пару часов, и то потом его затянуло, и снова пошел моросящий дождь.
– Надо растопить печь, причем сделать это не так просто, пойти в погреб, посмотреть, что есть. А там не особо разгуляешься. Приготовить на кучу народа еды, которая в свою очередь не самая вкусная. Нет сладкого, нет того, что мы привыкли есть каждый день. Ребята едят и винят тебя в том, что там нет каких-то добавок, наполнителей, приправ, а я в чем виновата? Не было у наших предков всего этого, а мальчики не понимают, как же хочется их заставить приготовить все это.
Помыть что-то. Просто так краник не откроешь, и вода оттуда не потечет. Ты руки опускаешь в эту ледяную воду, у тебя их уже сводит. Как же хочется переодеться в чистую пижаму и лечь к себе в теплую кровать под одеяло, но ты спишь чуть ли не на полу, на соломе. Романтика. Но хочется уюта и тепла, а не прижиматься к печке, чтобы согреть хоть один бок. А ведь утром надо встать и встать рано, чтобы пойти в хлев, чтобы убраться там. Не представляю,