Подобно греческому образцу, у Илариона образы Киева и его кафедрального собора соединяются в неделимое целое, что подчеркивается похвалой их строителям – Новому Давиду (Владимиру) и Новому Соломону (Ярославу). Кроме того, Иларион акцентирует внимание на том, что Владимир «съ бабою своею Ольгою» принесли Крест на берег Днепра из Нового Иерусалима – Царьграда, подобно Константину и Елене, доставившим Его туда в свое время из Иерусалима старого. Таким образом, крещение Руси уподоблялось обращению Империи, а древнерусская столица – Царьграду. Вместе с крещением (а быть может, и с реликвией Честного Креста) она как бы принимала от него ореол нового Святого Города.
Косвенно эта мысль прекрасно подтвердил А. В. Назаренко, обративший внимание на то, что «обретение» Русью столицы, каковой, вне всякого сомнения, представляется Киев уже в XI в., является редким исключением в средневековой европейской истории. При этом подчеркивается, что все «столичные» эпитеты Киева, встречающиеся в источниках, ясно указывают на «воспроизведение константинопольской модели». Как отмечает исследователь, «… источники знают применительно к Киеву два термина такого рода: „старейшинствующий град“ и „мати городов“, оба они весьма поучительны. Первый недвусмысленно увязывает проблему столицы с более общей проблемой сеньората-старейшинства как особого государственно-политического устройства. Так, в „Слове на обновление Десятинной церкви“ (которое мы склонны датировать серединой – второй половиной XII в.) Киев назван „старейшинствующим во градех“, как киевский князь – „старейшинствующим во князех“, а киевский митрополит – „старейшинствующим во святителех“. Второй, являясь калькой с греческого μητροπολις, одного из эпитетов Константинополя, указывает на значение для столичного статуса Киева цареградской парадигмы. Это выражение