– Ну? В чем ты виноват на этот раз?
– Я… я правда виноват, – всхлипнул мальчик и ткнулся лицом Младу в грудь, – я не говорил тебе. Я хотел сказать, но не говорил. А ты должен был знать.
– О чем?
– В белом тумане меня встречает Михаил-Архангел. Он говорит со мной. Он говорит совсем не то, что говоришь ты! Он сейчас… он сказал, что уведет меня к Господу, стоит только дать ему руку, и он уведет меня к нему… Никаких испытаний для этого проходить не надо. Я крещен, а значит я принадлежу ему.
Млад помертвел. Первым его желанием было немедленно, сейчас же идти в лес и разводить костер – подниматься наверх. Он на миг забыл о том, что он белый шаман и никогда не сражался с духами, это не его стезя. Он забыл о том, что умрет, если попытается подняться, – доктор Велезар прав, сердце остановится. Надо по меньшей мере еще дня три-четыре, чтобы на подъем хватило сил. А главное, что он скажет огненному духу с мечом? Что тот неправ?
– И почему ты с ним не пошел? – спросил Млад ледяным голосом.
Миша расплакался еще сильней и обхватил шею Млада руками.
– Потому что ты можешь меня спасти! Ты мне не лжешь! Ты меня любишь по-настоящему!
– А он? Он тебя любит не по-настоящему?
– Он… Он хочет, чтоб я умер…
В дом зашел Добробой и стащил с головы шапку, виновато поглядывая на Млада, словно считал, что с недостаточным рвением выполнил поручение.
Млад похлопал Мишу по спине, снял с себя его руки и вытер ему слезы рукавом.
– Хватит плакать. Я не могу тебя спасти, тебя никто не может спасти, при всем желании. Ты сам себя спасешь, слышишь? Сам.
– Правда что, Миш, – встрял Ширяй, – ну что ты как маленький. Посмотри, нас тут трое. Мы все прошли испытание, и ничего, – правда, Добробой? И ты пройдешь. Все проходят. Ты, главное, не бойся. Ты делай все, как Млад Мстиславич говорит.
На следующее утро, едва рассвело, Миша с тоской глянул в окно и сказал:
– Уходите.
Млад не стал переспрашивать, поднял узел с собранными Даной вещами и закинул его за плечо: дальше Миша пойдет один. Так и подмывало успокоить себя мыслью: он сделал все, что мог. Так и хотелось сказать: ничего изменить нельзя, все идет своим чередом. Но что-то внутри противилось этому! Все можно изменить, надо только захотеть!
– Да ладно, Млад Мстиславич, – усмехнулся Ширяй, забирая свои пожитки, – ничего с ним не будет. Все проходят, и он пройдет.
– Я думаю – может, все же подняться… Посмотреть на этого Михаила-Архангела поближе… – пробормотал Млад.
– А он что, может что-то сделать? Или так, разговоры разговаривает? – спросил Добробой.
– Ничего он сделать не может. Другие духи не позволят, – вздохнул Млад.
– И зачем тогда подниматься?
А в самом деле… Наверное, это как раз и нужно для того, чтобы потом сказать себе: я сделал все, что мог. Нет в этом никакого смысла.
Дана ушла на занятия, Млада встретила девушка из Сычёвки, которая приходила к Дане вести хозяйство, – крупная,