– Постоянные резиденты, – объясняет Эль Греко, снова читая ее мысли.
На нем черная водолазка и какой-то бесформенный плащ; он похож на персонажа из другой эпохи, притом совершенно безобидного. Майя почти чувствует себя в безопасности. Только вот эти резиденты…
– В смысле, они отсюда не уходят? – уточняет она. – Живут здесь?
Эль Греко кивает, глядя прямо вперед. Слишком он спокойный. Собранный, но расслабленный.
– Бездомные?
– Бездомные всегда интересны, если интересуешься социальной системой, – сообщает мутант, поворачивает за угол и направляется к какой-то странной постройке, Майя даже не понимает, что́ это. – Согласна? Бездомные – это событие, которое система так или иначе не смогла обработать. В системе, обладающей полнотой, человеку в любом случае находится некое место. Он может работать, учиться, сидеть у себя дома, сидеть в тюрьме, быть убит на войне или казнен за преступление – и все это детерминированные состояния. Хорош этот человек с точки зрения системы или плох – неважно: в полной системе всегда находится ячейка, куда его до́лжно поместить, чтобы он был «где-то». Бездомный – это человек «нигде». И это любопытно.
Лично она не видит в пристрастии к орто, «полетаю» или старой доброй алкахе ровным счетом ничего любопытного. Но кто-то ведь и серийных убийц романтизирует.
Эль Греко бросает на нее быстрый взгляд и улыбается более явно:
– Это не бездомные. Это… дауншифтеры. Ручные революционеры, беглецы с подстраховкой. Живут здесь по несколько месяцев, потом возвращаются в порочную систему.
Майю внезапно осеняет, что́ есть странная постройка перед ее глазами: она вспоминает про метавангардистов и полипену. Сотовая вышка-часовня.
– Внутри – интереснейшие фрески, – сообщает Эль Греко. – Современные, конечно. Хочешь взглянуть?
– Нет, спасибо.
Майе немного не по себе. Почему ей кажется, что насмешка в его голосе, когда он говорил о дауншифтерах, была адресована ей? Потому что она мнительная. А все-таки?
Нет, ей уже не немного не по себе. Она снова чувствует себя уязвимой – как почти всю жизнь, в общем-то, но здесь под рукой нет ни груши, ни гантелей. На Майю снова накатывает приступ слабости. Чертовы скачки давления. То есть в ее случае они – не скачки, а провалы. Она опирается ладонью о шершавую залитую полипеной стену. Эль Греко почему-то кивает – наверное, своим мыслям:
– Так что ты скажешь о преступности?
– Ничего не скажу. – Переждешь, подышишь, а потом, глядишь, и отпускает. – В молле везде покрытие.
– Что это означает?
Майя перешагивает через валяющуюся под ногами нить крупного барочного жемчуга (???), останавливается и смотрит на своего спутника. Открывает рот, но Эль Греко успевает раньше:
– Предположим, что я совсем не здешний, хорошо?
Они снова