Неумолимая хватка. Остается лишь горячее острие, неуклонно приближающееся к правому глазу. Дикая боль, и вот мозг до последних пределов заполняется белым огнем, который расходится от глазного яблока; по лицу текут слезы и кровь. И все это под смутное шипение горячей стали, погруженной в бадью.
Он висел в воздухе. Глаз был пронзен гвоздем, и жгучая боль понуждала гримасничать и напрягать шею, чтобы ослабить ее. Но боль не проходила и не уменьшалась, она была постоянной. И все же казалось, что это не важно. Рассудок не пострадал, он продолжал размышлять, не отвлекаясь от мучительных ощущений.
Уцелел и второй глаз. Он все время оставался открытым, ни разу даже не моргнув. Неведомо из каких миров он созерцал бескрайнюю панораму. Шеф находился высоко, очень высоко. Под ним лежали горы, равнины, реки, а по морям были рассеяны мелкие скопления цветастых парусов – флот викингов. На равнинах клубилась пыль: это маршировали огромные армии, там шла непрекращающаяся война между христианскими королями Европы и степными кочевниками-язычниками.
Он чувствовал, что если определенным образом прищурить глаза – единственный глаз, – то можно сосредоточиться на чем угодно, читать по губам командиров и всадников, воспринимать слова греческого императора или татарского хана в тот самый миг, когда они произносились.
Он осознал, что между ним и нижним миром парили огромные птицы, ни разу не ударившие крылом, лишь чуть подрагивали перья. Две пролетели вблизи, глядя яркими желтыми бусинами умных глаз. Их блестящие перья были черны, а грозные клювы – замараны: во́роны. Вороны, явившиеся выклевать глаза у повешенных. Он смотрел на них не мигая, как и они на него; они поспешно легли на крыло и отлетели прочь.
Гвоздь, засевший в глазу. Это что же, только он и держит на высоте? Похоже, так и есть. Но чем объяснить, что Шеф при этом жив? С гвоздем, забитым в дерево через череп и мозг? Прижатый к коре, он ощущал биение сока, устойчивый ток жидкости от невообразимо глубоких корней к далеким – человеку нипочем не добраться – ветвям.
Глаз снова пронзила боль, и Шеф скорчился; его руки по-прежнему висели, как у покойника. Вернулись вороны – любопытные, жадные, трусливые, хитрые, дожидающиеся малейшего признака слабости. Они устремились к человеку, хлопая крыльями; внезапно подлетели и тяжело приземлились на плечи. Однако он знал, что сейчас не нужно бояться клювов. Птицы льнут к нему в поисках защиты. Король на подходе.
Перед Шефом вдруг появилась человеческая фигура, вознеслась над земной поверхностью, от которой он отвел взор. Подлинное чудовище: обнаженное, с кровоточащими чреслами, с искаженным страшной мукой лицом. Разъятая спина вздыбилась, как вороновы крылья; грудная клетка съежилась и втянулась, с сосков свисало что-то губчатое. В руке это существо держало собственный хребет.
На