Марио уже съехал вниз по стене и сидел на корточках, опустив голову.
– Вот и поговорили… – растянул он и, хлопнув себя по коленям, встал. – Через час надо открываться. Времени на ссоры больше нет. Можем попробовать повторить вечером, после закрытия пиццерии, если вы все упокоитесь и будете готовы продолжать. Точнее начинать. – Он усмехнулся. – Надеюсь, Томмазо вернётся… А теперь по местам!
4
Было без четверти двенадцать, когда Томмазо вернулся.
– Где тебя носило весь день? – прямо с порога кинулся на него Марио.
– О, а ты чего дома? Разве вы не работаете до полуночи в своей никому не нужной пиццерии?!
– Ma sei proprio un cretino!8 И пока ты жив и носишь фамилию Farina, это и твоя пиццерия тоже! А если бы ты в ней почаще появлялся, вместо того чтобы разгуливать со своими такими же, как сам, глупыми и не ценящими труд родителей друзьями, то был бы в курсе и экономической стороны нашего семейного дела! – отчётливо проговаривая последние слова, Марио чувствовал гордость. Ведь именно благодаря его с Иларией труду, после смерти матери, дела снова пошли в гору.
– Мне кажется, или ты хотел сказать что-то ещё? – Томмазо на удивление отцу остановился на лестнице9, хотя и смотрел не в глаза собеседнику, а в окно, в котором кроме темноты ничего не было видно.
Марио явно не ожидал, что ему дадут высказаться и решил не упускать эту возможность, пока сын снова куда-нибудь не сбежал. На мгновение ему даже показалось, что Томмазо что-то понял, хотя бы самую малость да осознал, поэтому, вдохнув как следует воздуха в попытке успокоиться, сделал шаг вперёд и как ни в чём не бывало начал.
– Сын. Наверняка ты знаешь, что через несколько дней, на набережной Караччоло начнётся важный для нашей семьи, да что уж там – для всех уважающих себя мастеров пиццы, фестиваль. Сотни лучших шеф-поваров со всего мира приедут, чтобы доказать…
Но