И пошел за чаем. Артур сидел не шевелясь, не замечая знаков, которые делала ему Лариса. Куратор принес два граненых стакана горячего чая и, быстро поставив их на стол, схватился за ухо:
– А-а… горячо, – обрадованно сказал он и стал накладывать сахар.
– Я готов…
Куратор ухмыльнулся:
– Да ты давно готов, я заметил. Значит, так: никакое кандидатство в партию тебе, конечно, не светит. А вот помощь ты нам принести можешь, очень даже можешь.
К столу смело подошла Лариса, не обращая внимания на собеседника, она спросила Артура:
– Алик, ты надолго? У нас семинар по краткому курсу.
– Милая барышня, – фиглярски запел куратор, – конечно, нет, разве мы смеем задерживать вашего… Как вы его именуете? Алика. Секретный код, между прочим, я оценил. Домашняя кличка – Алик.
– Да нет, – смутилась Лариса, – это просто…
Но куратор ее уже не слушал – он встал, протянул руку Артуру и отозвался на его ответный жест крепким, неожиданно злым рукопожатием – до боли. Что-то хрустнуло в запястье, и Артур вскрикнул.
Не оглядываясь на него, куратор удалился.
– Что случилось?
– Ничего, – потирая руку, сказал Артур, – так, краткий курс. Опоздаем, побежали.
На третьем курсе на комсомольском собрании вдруг объявили запись добровольцев, партия потребовала послать студентов убирать урожай. Начиналось освоение целинных и залежных земель, и в добровольно-принудительном порядке записывали всех подряд. Лариса взвилась и отказалась – принесла какую-то справку, что у нее болеет мама, и ее вычеркнули. Тамара Финкельмон только что родила девочку и была просто не в состоянии покидать Москву. Не хотела терять год и занималась как про́клятая. Сдала все экзамены и к началу лета была освобождена от целинных и залежных земель. Лешка и Берта решили ехать непременно и там, в степи, устроить студенческую свадьбу. Ира и Никита тоже заволновались на этот счет, предстояло самое счастливое в их молодой жизни лето.
Куратор провел с Артуром беседу и дал задание: бдеть и еще раз бдеть. Он так надоел за это время Артуру, так хотелось отвязаться, но пока ситуация была неблагоприятная для увиливания. Отец по-прежнему вкалывал в консервной артели.
Тамара и Лариса пришли на Курский вокзал проводить ребят. При виде их радостных лиц настроение у Ларисы упало. «Ох, прогадала, – подумала она, – не ожидала, что это так весело».
Грянули Галича, про которого еще не знали, что это Галич: «До свиданья, мама, не горюй, не грусти, пожелай нам доброго пути!»
Берта смотрела на Лешку влюбленными глазами. Они все время держались за руки. Лариса завидовала. Тамара позавчера сказала ей, что у Леши и Берты уже все было.
Лариса об этом даже не думала – они с Аликом третий год только друзья. Правда, целовались, но очень хорошо целовались – казалось, что больше вообще ничего не нужно. Целовались в подъездах, у них были любимые подъезды в старых домах на Сретенке и Мархлевского. Там можно было долго сидеть на подоконниках