Государственный переворот. Ги де Мопассан

елей, перетянутые красными поясами. Мелкие буржуа, случайно превратившиеся в воинов, командовали батальонами крикливых волонтеров и неистово ругались, чтобы придать себе больше весу.

      Уже один тот факт, что они были вооружены, что у каждого из них было в руках военное ружье, кружил головы этим людям, которые до сих пор имели дело только с весами, и они без всякого повода могли стать опасными для каждого встречного. Они казнили невиновных в доказательство того, что умеют убивать, и, бродя по полям, не тронутым еще пруссаками, стреляли в бродячих собак, коров, спокойно пережевывавших жвачку, в больных лошадей, пасшихся на лугах.

      Каждый воображал, что именно он призван играть великую боевую роль. Кофейни самых маленьких деревушек были переполнены одетыми в мундиры торговцами и походили на казармы или на военный госпиталь.

      До местечка Канвиль еще не дошли потрясающие известия из армии и столицы, но уже целый месяц в нем царило сильнейшее возбуждение и враждующие партии ополчались друг против друга.

      Мэр Канвиля, г-н виконт де Варнето, маленький тощий старичок, легитимист[2], из честолюбия ставший с недавнего времени приверженцем Империи, встретил яростного противника в лице доктора Массареля, толстого сангвиника, который был главой республиканской партии округа, председателем местной масонской ложи, президентом общества земледелия и пожарной команды, а также организатором сельской милиции, предназначенной спасти край.

      За две недели ему удалось привлечь на защиту страны шестьдесят трех волонтеров из женатых людей и отцов семейств, мирных крестьян и торговцев местечка, и он обучал их каждое утро на площади перед мэрией.

      Если мэр, направляясь в ратушу, случалось, проходил мимо, командир Массарель, вооруженный пистолетами, горделиво шагал с саблей в руке перед фронтом своего отряда и заставлял людей выкрикивать: «Да здравствует отечество!» И этот крик, как все замечали, приводил в волнение старого виконта, который, без сомнения, видел в нем угрозу, вызов и в то же время ненавистное напоминание о великой революции[3].

      Утром 5 сентября доктор, облачившись в мундир и положив на стол револьвер, принимал чету больных престарелых крестьян; муж целых семь лет страдал расширением вен, но не обращался к доктору, ожидая, когда жене тоже понадобится врачебный совет. В это время почтальон принес газету.

      Г-н Массарель развернул ее, побледнел, быстро вскочил и в исступленном восторге, воздев руки к небу, во весь голос крикнул в лицо остолбеневшим крестьянам:

      – Да здравствует республика!.. Да здравствует республика!.. Да здравствует республика!..

      И упал в кресло, обессилев от волнения.

      Старик-крестьянин продолжал тянуть:

      – Началось это с того, что по ногам у меня вроде как мурашки стали ползать.

      – Оставьте меня в покое! – крикнул Массарель. – Есть мне время заниматься всякой чепухой… Провозглашена республика, император взят в плен. Франция спасена!.. Да здравствует республика!..

      И, подбежав к двери, заорал:

      – Селеста! Скорее, Селеста!

      Прибежала перепуганная служанка. Он говорил так быстро, что язык у него заплетался:

      – Мои сапоги, саблю, патронташ, испанский кинжал, что у меня на ночном столике, – живо!..

      Упрямый крестьянин, воспользовавшись минутой молчания, продолжал:

      – И вот набухло у меня в ногах, точно карманы какие, так что и ходить стало больно.

      Выведенный из себя, доктор взревел:

      – Оставьте меня в покое, черт возьми!.. Если бы вы мыли ноги, ничего бы не случилось.

      И, схватив старика за шиворот, он гаркнул ему в лицо:

      – Ты что же, не понимаешь, скотина, что у нас теперь республика?

      Но тут профессиональное чувство врача заставило его успокоиться, и он выпроводил ошеломленную чету, повторяя:

      – Приходите завтра, приходите завтра, друзья мои. Мне сегодня некогда.

      Вооружаясь с головы до ног, он отдавал кухарке целый ряд новых спешных приказаний:

      – Беги к лейтенанту Пикару и к сублейтенанту Поммелю и скажи им, что я немедленно жду их к себе. Пришли ко мне также Торшбефа с барабаном, живо, живо!

      Когда Селеста вышла, он погрузился в думы, готовясь к борьбе с предстоящими трудностями.

      Все трое явились вместе, в рабочей одежде. Командир, рассчитывавший увидеть их в полной форме, так и подскочил:

      – Разве вы ничего не знаете, черт возьми?! Император в плену, провозглашена республика. Надо действовать. Мое положение щекотливо, скажу более – опасно.