– И мне, – ответил я, сжав ладонями край каменной скамьи, на которой сидел.
Аргирис подозвал служанку, чтобы та плеснула еще воды на раскаленные камни между нами. Золотой ошейник означал ее положение рабыни, и я мысленно напомнил себе, что, как бы я ни гневался на устои лотрианцев, за Империей тоже водились грехи. Нас с консулом разделила стена пара; девушка наклонилась, чтобы набрать еще воды, и Аргирис схватил ее за грудь. Рабыня промолчала, лишь вздрогнула, когда консул ущипнул ее за сосок.
– Прекратите! – рявкнул я.
Аргирис гневно посмотрел на меня, но отпустил девушку.
– Пожалуйста, подайте черпак, – попросил я ее, машинально протянув левую руку, и страшные глубокие шрамы стали отчетливо видны в желтом свете ламп.
Я заметил, как взгляд рабыни задержался на серебристо-белых следах моих старых ран, как консул не мог отвести от них глаз. Получив от нее черпак, я нетерпеливо щелкнул пальцами, чтобы она быстрее убралась подальше от лап Аргириса, пусть лишь на время.
– Можете идти.
– Постойте! – сердито воскликнул Аргирис. – Что вы себе позволяете?!
Девушка растерялась, не зная, кого слушаться. Она была боса и одета лишь в шелковую набедренную повязку и золотые украшения – наверняка по вкусу консула.
– Лорд Аргирис, у нас серьезный разговор, – сухо ответил я, взмахнув черпаком, как школьный учитель – указкой. – Постарайтесь не отвлекаться.
Мы с Дамоном Аргирисом оба были палатинами, и я не знал, старше он или моложе меня. Разменяв вторую сотню лет, я заметил, что, как правило, эффект взросления с годами неумолимо снижается. Не важно, было Аргирису двести или пятьсот лет; он, как и я, был человеком закоснелых привычек, вот только его привычки, на мой взгляд, были отвратительны. В юности я едва не принудил одну служанку к близости, сам того не осознавая. Мне казалось, она меня любит. Я надеялся, что любит. Но между хозяином и слугой, а тем более между хозяином и рабом – целая бездна, больше Пояса Расана. Там никогда не светят звезды, и единственный путь через нее – принуждение.
А любовь не терпит принуждения.
Со временем я осознал свою ошибку. Не случись этого, может, и я бы сейчас домогался рабынь в консульской бане.
Раздумывая, я плеснул еще воды на камни.
– Аргирис, отпустите ее, – только и сказал я сквозь пар.
Вспомнив, что я был апостолом самого императора и рыцарем Королевского викторианского ордена да вдобавок еще Полусмертным, о чем свидетельствовали мои шрамы, Аргирис проглотил обиду и отослал девушку прочь. Та, покачиваясь, поспешила удалиться.
– Как пожелаете, – развел руками консул.
– Вы говорили, что положение дел здесь изменилось? – криво улыбнувшись, я повел разговор в прежнее русло.
– О да, – нахмурился консул. – Как я уже сказал, они закрыли иностранный рынок еще до моего прибытия, но даже тогда можно