– Это ты так думаешь.
– Смешно, когда женщине под сорок, а она еще девственница!
– У тебя сын-подросток, а я не гожусь в отцы.
– Мы говорим о разных вещах! – всплеснула руками Зоя. – Не юли, Ренат! Ты хочешь порвать со мной? Так и скажи.
– Если бы я знал, чего я хочу…
Она подошла к нему, обняла за шею и прижалась губами к его щеке, покрытой отросшей за сутки щетиной. Он не отстранился.
– У тебя борода растет, как сумасшедшая…
– Зоя, не надо. Не сейчас.
– А когда? – изумилась она, заглядывая ему в лицо. – Мое время истекает, милый. Может, эта ночь – последняя…
– Что значит, «последняя»?
– У тебя кто-то есть?
– Она! – Ренат указал на экран с соблазнительной виртуальной блондинкой. При ближайшем рассмотрении в ее роскошных волосах сверкали огненно-рыжие пряди. Брюки-дудочки на бедрах, голый пупок с пирсингом, груди-арбузы.
– Моя соперница?
В гостиной они были не одни, – Зоя это чувствовала. Тут присутствовал Вернер, незримый, но оттого не менее ощутимый. На нее вдруг повеяло холодом, словно сама смерть дохнула ей в затылок…
Глава 7
Под стенами монастыря росли старые плакучие березы, как на картинах Нестерова. Из собора доносилось заунывное пение. Усыпанная гравием дорога упиралась в двухэтажное здание с маленькими, глубоко посаженными оконцами. Это были кельи, где жили монахи.
Лариса терпеливо ждала окончания богослужения. Монастырь наводил на нее грусть. Она не понимала, как можно найти покой в таком мрачном месте.
– Ты к кому, дочка?
– К брату Онуфрию.
– Он скоро освободится, – смиренно кивнул чернец в длиннополой рясе и колпаке. – Жди.
Лариса села на деревянную лавку и подняла воротник куртки. День выдался теплый, но ветреный. Даже тут, за монастырской стеной, дуло. Березы в весенней зеленой паутине листвы раскачивались и шумели, дым из труб стелился по крышам. Покосившиеся кресты погоста облюбовали галки.
Лариса невольно закрыла глаза, чтобы не видеть этой печальной картины. Она приехала навестить отца. Никто из ее знакомых не знал, что он ушел в монастырь. И не надо им знать. Мать море слез выплакала, но отговорить мужа не смогла.
«Вы, Курбатовы, упрямые, – жаловалась она дочери. – Если что в башку втемяшили, – не перепрешь. Хоть тресни! И ты такая же. Боязно мне за тебя! Отец вон чего учудил. И у тебя в глазах чертики прыгают. Не дай бог, какой фокус выкинешь, я не переживу!»
В двух больших сумках были продукты. Лариса еле донесла их от автобусной остановки.
– Брат Онуфрий… – пробормотала она, качая головой.
Отец изменил имя, чтобы отбросить все мирское и посвятить себя Богу. Визиты дочери вызывали у него протест. Она напоминала ему о прошлом, которое он хотел зачеркнуть.
– Опять приехала? Зачем? – вздохнул он, останавливаясь у скамьи. – У меня все есть, мне всего хватает.
– Па! Не начинай…
Это были