Включив огонь под кастрюлей, он собирался выйти на веранду, чтобы покурить, но был остановлен скрипом входной двери. Не услышал, как Рипсик выходила. Теперь, вернувшись, она шуршала пакетом в прихожей, мурлыча под нос незамысловатый попсовый мотив. Он хотел приоткрыть дверь, но она ему не дала – подожди, это сюрприз!
Он насторожился, принялся лихорадочно перебирать в памяти даты – вдруг запамятовал какое-то важное совместное событие. Собирался уже спросить, но дверь кухни распахнулась. Рипсик стояла в проеме – в забавном заячьем комбинезоне. На голове задорно торчали ушки, на попе – она повернулась, чтобы он лучше разглядел, топорщился розовый меховой хвостик.
– Нравится?
Григор рассмеялся.
– Очень.
– Анна привезла.
– Твоя сестра всегда отличалась своеобразным вкусом.
– Это я ее попросила. К сюрпризу. У меня для тебя есть подарок. Угадай какой!
– Костюм крокодила?
– Балбес!
– Неужели осла?
– Два раза балбес!
– Ладно, сдаюсь, показывай, что там у тебя!
Она выставила бедро, ткнула пальцем в карман комбинезона.
– Сам забери.
Он полез туда, нашарил что-то продолговатое, смахивающее на градусник. Мгновенно догадался, что это. Задохнулся от разом нахлынувшей радости. Сгреб ее в объятия, зарылся носом в заячьи ушки.
– Ты смотреть-то будешь? – прогудела она ему в грудь.
– А чего смотреть, я и так все понял. Девочка будет. Обязательно будет девочка.
Осень обернулась для Берда благословением: убавив сумасшедшую летнюю жару, природа зарядила недолгими, но обильными дождями, возвращая к жизни саму жизнь. Сквозь шершавую паклю выгоревшей травы пробивалась нежная поросль, воспрянули кронами леса, иссушенная горная речка, набираясь сил, снова потекла по своему зернистому руслу, слизывая с камней мертвые пучки мха. Дворы заполнились веселым детским визгом, завозилась-заголосила в птичниках разнообразная птица, провожая первые перелетные стаи, расчеркнувшие тонкими клиньями небеса. Человеческая память, инстинктивно отгораживаясь от плохого, задвинула воспоминания о засухе в дальний угол подсознания и спешила наполниться новым и утешительным: прохладой ясного утра, голосом ливня, запахом влажной земли, сверчковой колыбельной ночи…
Первое заговорное воскресенье в сентябре начиналось традиционно: заскрипели, распахиваясь одна за другой, двери, выпуская во двор людей, выносивших на свет божий дорогие сердцу артефакты.
Проснувшись по своему обыкновению за несколько минут до звона будильника, вышел во двор Григор, чтобы оставить на ветке тутового дерева нательный крестик. Курил, жадно вдыхая дым, хмурился и представлял, как Мариам, изнанкой наружу – чтоб не вылиняла, развешивает на бельевой веревке вышитую дочерью скатерть. Набравшись духа, он рассказал ей о беременности Рипсимэ.